В первые месяцы войны Советская Армия, отступая и неся поражения, осуществляла тактику активной обороны, чтобы измотать противника, максимально уничтожить его живую силу и технику и подготовить условия к переходу в наступление.
Это признают и сами гитлеровцы. Из воспоминаний участника войны в России немецкого генерал-майора фон Бутлара о сражениях с Красной Армией:
«Это был противник со стальной волей, который безжалостно, но не без знания оперативного искусства бросал свои войска в бой… Русские держались с неожиданной твердостью и упорством, даже когда их обходили и окружали. Этим они выигрывали время и стягивали для контрударов из глубины страны все новые резервы, которые к тому же были сильнее, чем предполагалось…
…Противник показал совершенно невероятную способность к сопротивлению. Он понес тяжелые потери не только летом 1941 года, но и во время зимнего наступления, в котором приняли участие крупные массы войск. У него оставалось ещё достаточно кадров, чтобы укомплектовать командным составом новые формирования и обеспечить их боевую подготовку».
В октябре 1941 года противнику удалось прорваться в пределы Московской области и подойти к Москве. Это было самое опасное положение в течение всей военной кампании 1941 года.
19 октября в Москве было введено осадное положение. Был разработан план обороны и разгрома немецких войск под Москвой.
Когда враг находился на самых ближних подступах к Москве, 7 ноября 1941 г. в столице на Красной площади состоялся парад войск Красной Армии. Прямо с парада войска шли в бой.
Накануне парада на заседании по случаю 24-й годовщины Октябрьской революции в своей речи Сталин заявил:
«Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они её получат».
Это было весьма ответственное заявление Сталина с учетом того, что немецкие войска уже просачивались в пригород Москвы — в район Химок.
Сталин был уверен: «Наше дело правое, победа будет за нами!» В декабре 1941 г. на немецкие войска обрушились удары нескольких советских армий, сосредоточенных в районе Москвы. Немцы не выдержали и перешли от упорных боев к беспорядочному отступлению.
В результате немецкие войска в течение зимы 1941 г. были отброшены от Москвы местами более чем на 400 километров. Гитлеровский план окружения и уничтожения Москвы и её населения провалился.
Разгром немецко-фашистских войск под Москвой стал решающим военным событием первого года войны и первым крупным поражением немцев во второй мировой воине.
О напряжении тех дней говорит эпизод, происшедший между
Г.К.Жуковым и И.В.Сталиным. Из рассказа охранника Сталина А.Т.Рыбина:
«Жуков готовился к решающему сражению круглосуточно, по ночам разгоняя сон ледяной водой или по часу кружил верхом на своем „Кальмаре“. До какого предела тогда он был взвинчен, можно судить по такому примеру. 4 декабря в штабе подмосковного фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:
— Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.
Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше…
…Сталин сдержал естественный гнев на неслыханную выходку Жукова 4 декабря, протерпел целый день пятого декабря и только ровно в полночь по ВЧ осторожно спросил:
— Товарищ Жуков, как Москва?
— Товарищ Сталин, Москву мы не сдадим, — заверил Георгий Константинович.
— Тогда я пойду часа два отдохну.
— Можно…».
Вечером 15 октября 1941 года Берия с Щербаковым собрали в НКВД первых секретарей райкомов. Перетрусивший Берия лживо заявил:
— Немецкие танки уже в Одинцове. Связь с фронтом прервана. По решению ГКО необходимо заминировать все крупные заводы и важные объекты. Оставьте по пятьсот человек от района для защиты Москвы. Детей и стариков ночью эвакуируйте. Раздайте все продукты населению, чтобы не достались врагу.
Большой театр и ближнюю дачу Сталина заминировали. В городе возникли беспорядки, подогретые слухами, будто Сталин уехал на Калининский фронт или куда-то ещё подальше.
Где же он был в ту роковую ночь? Его шофер Митрюхин рассказал, что из Кремля Сталин хотел ехать на ближнюю дачу. Румянцев (из охраны) начал его отговаривать под предлогом, будто там уже сняты шторы, отвернуты краны, выключено отопление и тому подобное. Но Сталин все равно приказал ехать. Ворота были уже на запоре. Орлов с той стороны доложил обстановку. С досадой крякнув, Сталин сказал:
— Сейчас же все разминируйте.
Пришлось Орлову отпирать ворота и топить печку в маленьком домике. Там тоже имелась кремлевская вертушка. Пока Сталин разговаривал с командующими, прибывшие саперы разминировали основной дом. Проезжая утром 16 октября по Москве, Сталин видел, как люди тащили мешки с мукой, вязанки колбасы, окорока, ящики макаронов и лапши. Не выдержав, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Его начали спрашивать:
— Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?
— Придет время — поглядим, — твердо сказал он и никого не упрекнул в растаскивании государственного добра. А в Кремле немедленно созвал совещание, спросил:
— Кто допустил в городе беспорядки?
Все молчали. Берия даже закрыл глаза. Шахурин кратко доложил обстановку. Сталин предложил Щербакову выступить по радио, чтобы вселить в людей уверенность в победе над врагом, восстановить в городе нормальную жизнь, ввести в строй остановленные предприятия и открыть все магазины, организовав торговлю. Затем принимал Г.Жукова, П.Артемьева, Б.Шапошникова, А.Вознесенского, Н.Кузнецова, М.Калинина. От В.Молотова Сталин потребовал, чтобы все дипломаты сегодня же уехали в Куйбышев. Последним пришел комендант Кремля генерал Спиридонов с предложением эвакуировать саркофаг с Лениным. Сталин спросил:
— Какое у вас предложение? Берия советует эвакуировать в Куйбышев.
— Лучше на Урал или в Сибирь. Там надежней.
Так и порешили. Вечером сняли часовых от саркофага. Вместе с Власиком и Румянцевым Сталин медленно спустился по лестнице к саркофагу, молча постоял, беззвучно шевеля губами. Затем также медленно поднялся наверх. Утром Мавзолей опустел. Специальный вагон сопровождал наш сотрудник Вялых.
Поздним вечером снова повалил густой снег. Можайское шоссе за городом оказалось запруженным отступающими красноармейцами и спасавшимися от фашистов беженцами. Среди людей брели коровы и свиньи. Перед машиной появилась женщина, которая едва тянула санки с домашним скарбом и двумя плачущими детишками. Сталин удрученно смотрел на это жутковато-безмолвное шествие. Трудно сказать, о чем он думал. Но в полночь, когда на даче собралось Политбюро, после требования везде наводить железный порядок он внезапно пригласил в кабинет сестру-хозяйку Истомину и спросил:
— Валентина Васильевна, вы собираетесь из Москвы эвакуироваться?
— Товарищ Сталина Москва — наш родной дом, её надо защищать! — заявила она.
— Слышите, как думают москвичи? — особым тоном сказал Сталин членам Политбюро.
Все согласно молчали. Утром по пути в Кремль, рассуждая с шофером Кривченковым о надежной обороне столицы, Сталин твердо сказал:
— Остаюсь с русским народом в Москве. Будем стоять насмерть.
В июле 1941 г. Ставку Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования. перестроена система стратегического руководства вооруженными силами. В августе Сталин назначается Верховным Главнокомандующим Вооруженными силами СССР. С этого времени высший орган стратегического руководства стал именоваться Ставкой Верховного Главнокомандования.
У Ставки никакого другого аппарата управления, кроме Генерального штаба, не было. Приказы и распоряжения Верховного Главнокомандования, как правило, шли через Генеральный штаб. Разрабатывались они и принимались обычно в Кремле, в рабочем кабинете И.В.Сталина.