- Он - вылитая мать. Она хотела уехать. И не что не могло остановить ее. Если ему так нужно уехать, пусть уезжает!
Слейд словно только и ждал этих слов. Он вскочил на чалую кобылу. Джеймс попытался схватить его за ногу, но Слейд ударил его с силой в плечо. Хотя больше всего ему хотелось ударить отца. Только Эдвард продолжал канючить:
- Пожалуйста, не уезжай! Пожалуйста!
Этих слов Слейд ждал от отца.
Потом, один в ночи, разведя небольшой костер, там, где только ветер и туман набиваются в друзья, он заплакал, как ребенок. Больше он не плакал. Только еще однажды - в день похорон своего брата.
В Мирамаре он всего месяц. Пока поезд нес его к родному дому, Слейд был словно в забытьи. О смерти Джеймса ему сообщил Эдвард, не Рик. Слейд плохо помнит, что было после того, как ему принесли телеграмму. Кажется, Чарльз пытался его утешить. Может быть. Он точно не помнит. Нет, Джеймс не мог утонуть. Боже, да, конечно, не мог! Кто-нибудь другой, только не Джеймс!
Когда Слейд приехал, в Мирамаре был траур. Рик заперся у себя в кабинете. Когда он появился на пороге, то лицо его было ужасно бледным, а двигался он, как заведенный. Он с трудом осознал приезд Слейда, который не был дома более двух лет.
Слейд не таил зла. Ему даже хотелось утешить отца. Но Рик никого не пускал в свою душу, не позволял разделить горе. А потом у него появилась эта ужасная мысль - поженить Слейда и Элизабет. Слейд понял, каким же он был глупцом, когда почувствовал сострадание к своему отцу.
***Эдвард затаил горе в себе. Исчезли его улыбки, шутки. Даже Виктория, мать Эдварда, была печальна, хотя Слейд скоро понял, что ее горе напускное. Когда он приехал, Виктория на какое-то время забылась, и маска печали сменилась маской гнева. Она явно не жаждала его возвращения.
Со дня похорон прошло уже четыре недели. До этого печального дня смерть Джеймса казалась нереальной. Невозможной. Слейд не любил красивых слов. Но то, что сказал отец Джозеф о Джеймсе - о его поразительной доброте, благородстве, преданности семье - отцу, братьям, мачехе, Джозефине, преданности Мирамару - все это было правдой. Жизнь дается Богом, и однажды он одарил слишком щедро. Но поторопился забрать свой дар.
Отец Джозеф служил в Сан-Мигуэле, знал Джеймса с детства. Во время заключительной речи в глазах у священника стояли слезы. И тут Слейд заплакал. Он не выдержал. Эдвард оказался более сдержанным, или, может быть, он уже выплакал свое. Младший брат положил руку на плечо Слейда, и так они стояли до тех пор, пока гроб не погрузился в красноватую плодородную землю Мирамара.
Нет, виски не помогло. Сегодняшний день так же мучителен, как и день похорон. Отец Джозеф сказал, что время залечит раны. Здравый смысл подсказывал, что это правда, но сейчас было трудно искать утешения в здравом смысле. Ему больше не увидеть брата. Смерть - это конец, очевидность которого пугает.
Сумерки сгущались. Слейд огляделся: темный зал бара, весьма непривлекательные посетители. Оторвавшись от своих мыслей, он с трудом вспомнил как очутился здесь. Эдвард прав по крайней мере в одном: в Сан-Франциско Слейд ни за что не пошел бы в подобную забегаловку, но здесь он может себе это позволить. Несмотря на свои двадцать пять лет, вернувшись домой, Слейд по-прежнему ощущал в себе дух ребяческого бунтарства.
Его мысли перенеслись к Элизабет, если, конечно, она - Элизабет. Любила ли она Джеймса? Они виделись всего несколько раз. В основном, она жила в Лондоне, где училась в колледже. О свадьбе было решено давно. Когда ее отец прошлым летом умер, она приехала на похороны и осталась до осени. Джеймс начал ухаживать за ней. Он ездил в Сан-Луис Обиспо так часто, как только мог. Джеймс писал Слейду об Элизабет, он был действительно чертовски влюблен!
Слейд попытался себе представить их вдвоем, и у него внутри все сжалось. Осенью Элизабет уехала в Лондон, чтобы закончить колледж и через год вернуться домой.
Рик. Это даже забавно: что же Рик думает о нем, Слейде, своем старшем теперь сыне? Рик хочет, чтобы Слейд унаследовал Мирамар. Это - традиция. Старая, как мир, калифорнийская традиция. Но одновременно это - ловушка. Слейд должен жениться на Элизабет Синклер, богатой наследнице. Потому что Мирамару очень нужны дети, которые принесет Элизабет.
Слейду не хотелось вспоминать ее огромные, Доверчивые, благодарные глаза. Сейчас - не хотелось. Нет, он не останется, он не собирается владеть Мирамаром. Рик, который ни разу не предложил ему остаться, когда Слейд - не так уж часто - приезжал домой, теперь не сможет его заставить. Ему придется умолять… Но это не будет иметь значения.
Нечего скрывать, Слейд любил Мирамар. Он всегда любил эти земли, дом, холмы. Но Мирамар принадлежал Джеймсу, и Элизабет Синклер принадлежала Джеймсу. Слейд любил Джеймса. Он его не предаст. Смерть тут ни при чем.
Завтра он вернется в Сан-Франциско, к Чарльзу Манну, у которого он работает уже десять лет, В Сан-Франциско теперь его дом. А Мирамар унаследует Эдвард, когда Рик состарится - где-нибудь лет через двадцать.
Слейд знал, что он может изменить Мирамар. Они - небогаты. Так было всегда, сколько он себя помнил. Но времена меняются - Слейд больше не зеленый мальчишка. Он много путешествовал, работал, многое видел. Он готов идти навстречу новому. Старые ранчо с трудом сводят концы с концами. Современная технология, сельскохозяйственная техника завоевывают Калифорнию. Замкнутые поместья, где все идет своим чередом, подобные Мирамару, вряд ли жизнеспособны. Будущее принадлежит тем, кто не боится нового. Многие предприниматели получают огромные прибыли, выращивая лимоны, апельсины, пшеницу, сахарную свеклу. В Мирамаре плодородные земли. Сады. Немало фруктов, из которых делают вино. Леса? Часть их может быть выкорчевана под пашню, земля удобрена, и придет пора пожинать урожай. Но многое заброшено. Пора менять порядки. Пусть Мирамар войдет в двадцатый век достойно!
Самое же печальное, что Слейд знает, как обеспечить Мирамару этот путь, но, вместо того чтобы возродить фамильное поместье, он завтра уедет в тот большой город, который теперь считает своим домом.
Слейд подошел к отелю, когда уже совсем стемнело. До этого он заходил еще в кафе: миссис Бурке тут же усадила его за стол и принесла дымящийся бифштекс. Слейд выпил также большую чашку кофе и съел изрядный кусок яблочного пирога. Хозяйке, очевидно, нравилось обслуживать его, хотя Слейду было не очень это понятно: они были ровесники, и в детстве она получила от него пару тумаков. В конце концов он решил, что доброжелательность миссис Бурке вызвана сочувствием его горю.
- Приходите чуть позже, Слейд, - шепнула она, провожая его до двери закрывающегося кафе.
Он кивнул, не сразу осознав смысл ее приглашения. По-своему она была мила, но Слейд не допускал и мысли о том, чтобы принять ее предложение.
Он взял у клерка ключи и начал подниматься по лестнице. Комната Элизабет наверху. Но сейчас он более, чем когда-либо, хочет уехать. Завтра.
Идя по коридору, он взглянул на ее дверь. Ее очаровательное лицо, широко открытые глаза стояли перед его внутренним взором. Может ли быть, что она - не Элизабет?…
Он слишком устал от этой призрачной надежды. Как же он глуп! Пальцы изо всей силы сжали ключ. Завтра он уезжает на Север. А у нее свой путь. Он постарается не вспоминать, как она плакала. Она, видимо, станет считать его героем. Нет, он далеко не герой.
Одна из дверей отворилась, и вышел Рик - высокая фигура в красноватого цвета пижаме из тонкой шерсти.
- Я так и думал, что это ты здесь, - он посмотрел на сына. - Я иду спать.
Он страстно хотел спросить, но так и не спросил об Элизабет.
- Ты был у Досини? Слейд кивнул.
- Тогда прими ванну. От тебя пахнет куревом, вином и дешевыми духами. - Рик, конечно, преувеличивает. Слейд не был у проститутки, но он не стал спорить. Пусть думает, что угодно. - Я не хочу, чтобы Элизабет видела тебя таким.