На следующий день оперативники пришли с докладом. Подозреваемая прямиком из прокуратуры побежала на междугородный переговорный пункт, вызывала Нижний Тагил и очень нервно разговаривала.
А через день в наш уголовный розыск позвонили оперативники из Нижнего Тагила. Они сообщили, что к ним в милицию явился молодой человек, по фамилии Петров, и признался в совершении три года назад в Ленинграде убийства своей бабушки. Молодого человека срочно этапировали в Питер.
Когда его привезли в прокуратуру, он был одет в ватник, при себе имел вещмешок с жестяной кружкой, простыней и продуктовым пайком. Он с готовностью рассказал, что три года назад пришел в гости к бабушке, стал уговаривать ее помириться с матерью, та оскорбила его мать, и он в пылу гнева убил ее, нанеся ей несколько ударов ножом, а потом еще для верности задушив. Я спросила, сможет ли он показать, как все было, на месте происшествия.
До этого момента он был абсолютно спокоен, а тут впервые изменился в лице. «Зачем это нужно? — угрюмо спросил он. — Я же все рассказал».
Что ж, его можно было понять: снова оказаться на месте, где он совершил страшное злодеяние, убил не просто человека, а свою родную бабушку… Я спросила, любил ли он бабушку, и на его лице появилось мечтательное выражение. «Конечно, любил», — сказал он и вздохнул. «А маму?» «Маму я очень люблю», — признался молодой человек. Видно было, что он очень добрый парень, и у меня в голове не укладывалось, как этот добряк из-за невпопад сказанного слова смог зверски разделаться с любимой бабушкой.
На месте происшествия мои сомнения усилились. Парень просто заблудился в крохотной комнатенке, как в трех соснах. Все было не так: и место, куда упала бабушка, он указал в другом конце комнаты, и локализацию ранений напутал, и заявил, что душил бабушку полотенцем, которое принес из кухни, что эксперт категорически опроверг, объяснив, что удушили старушку руками. Вдобавок Петров не смог объяснить, куда дел полотенце после удушения, поскольку на шее у бабульки никаких предметов не было, а в квартире этого полотенца не нашли.
После этого выезда на место происшествия и короткого совещания с прокурором было решено парня не арестовывать, а отпустить и продолжить расследование своим чередом. Вечером я отправила в изолятор временного содержания постановление об освобождении Петрова и пошла домой.
Придя на следующий день в прокуратуру, я обнаружила у двери своего кабинета Петрова в том же ватнике и с вещмешком. Я сразу сказала ему, что он может уезжать обратно в Нижний Тагил, но он потребовал срочно арестовать его. Я улыбнулась. Пригласив его в кабинет, я принесла извинения за необоснованное задержание и объяснила, что мы больше не подозреваем его. Но это его совершенно не устроило. Он бросил вещмешок на пол и категорически заявил, что требует ареста, иначе никуда не уйдет из моего кабинета.
Мы препирались полчаса, после чего я потеряла терпение и вызвала милиционеров. Петров, выдворенный из моего кабинета, пригрозил, что пожалуется на меня прокурору. И правда, он полдня просидел под дверью у шефа, который сказал ему то же, что и я, но Петров отказывался верить. Еще три дня он обивал пороги прокуратуры, настаивая на своем аресте, и грозил нам всевозможными карами, если мы откажемся его арестовывать. Потерпев неудачу в прокуратуре, он пытался самочинно сдаться в изолятор временного содержания, но его не пустили туда без постановления следователя.
Позже я узнала, что поскольку парень рассчитывал на то, что его посадят, приехал в Питер без денег и, будучи выкинутым из тюрьмы, не мог даже устроиться в гостиницу. И добрые опера пригревали его у себя по очереди, втайне надеясь получить от него информацию, позволившую бы доказать вину убийцы. Но и тут он держался кремнем и ни слова лишнего про свою мать не проронил…
Уже много лет прошло с тех пор, но я все вспоминаю этого добряка Петрова как символ беспредельной сыновней любви.
ЗАПЕРТАЯ КОМНАТА
Авторы детективных романов любят и вовсю эксплуатируют тему «запертой комнаты». В запертой комнате обнаруживают труп, и сыщику предстоит выяснить не только то, как труп там оказался, но и то, каким способом комнату покинул убийца.
Работая следователем, я всегда считала, что это всего лишь художественная конструкция, которой в жизни не бывает, по крайней мере, в жизни отечественных следователей, а не инспекторов Скотланд-Ярда. Однако и мне довелось однажды раскрывать тайну «запертой комнаты».
Вернувшись из очередного отпуска, я получила от прокурора уголовное дело, что называется «заглухаренное» моим коллегой, уже к тому времени уволившимся из прокуратуры. Дело, возбужденное по факту обнаружения трупа молодой женщины с несколькими ножевыми ранениями спины. Труп был обнаружен в ее собственной квартире. Дело как дело, если бы не одна деталь: квартира была заперта изнутри и даже закрыта на дверную цепочку. Да еще и ножа — орудия убийства — в квартире не нашли. Передавая мне дело, прокурор сказал: вы же любите всякие загадки, вот и покопайтесь.
Не успев выйти из кабинета шефа, я вцепилась в дело и тут же, в приемной, начала его читать. И зачиталась.
Потерпевшая, молодая и очень интересная женщина, развелась с мужем незадолго до убийства. Он бешено ее ревновал, что, в общем, и послужило основной причиной развода, по крайней мере, никто из допрошенных по делу свидетелей не рассказал ничего такого, из чего можно было бы сделать выводы о других причинах расторжения брака. Да, у нее были поклонники, причем не оголтелые, а весьма приличные люди, от которых меньше всего можно было ожидать удара в спину в прямом и переносном смысле. Да и муж не выглядел монстром, если не считать его патологической ревности. Но и ревность его проявлялась в достаточно цивилизованных формах, во всяком случае, до рукоприкладства с его стороны дело не доходило. Более того, у всех знакомых потерпевшей и даже у бывшего мужа на момент убийства имелось крепкое, незыблемое алиби.
Тем не менее мой нерадивый коллега не придумал ничего лучшего, как задержать мужа в качестве подозреваемого и засунуть его в кутузку на трое суток. По истечении этих суток бедолагу, естественно, пришлось выпустить. Следователь задержал его на том основании, что «на одежде подозреваемого обнаружены следы крови». Все бы ничего, но подозреваемый объяснил наличие этих следов: он пришел к бывшей жене забрать личные вещи, поскольку еще не все свое имущество перевез на новое место жительства, пытался открыть дверь своим ключом, но она оказалась закрытой на цепочку. Он звонил и в дверь, и по телефону, но никто не отвечал.
Тогда он забеспокоился, вызвал службу спасения, взломали дверь и увидели в прихожей лежавшую на полу хозяйку. Муж сразу бросился к ней, перевернул и в ужасе отпрянул, подняв к спасателям окровавленные руки. Те осмотрели женщину, установили наличие колото-резаных ран и вызвали «скорую». Врачи сразу сообщили в милицию.
Следователь допросил убитого горем мужа, заметил на нем — на одежде и на руках — следы крови, которые тот и не пытался скрывать, и на этом основании посадил его в камеру. Оперативники мне потом сказали, что дело было даже не в наличии крови на одежде, просто раз ничего из квартиры не было похищено и ничто не указывало на сексуальный мотив преступления, значит, вывод, по их мнению, напрашивался один: убийство совершено по личным мотивам. А единственным человеком, имевшим осложненные личные отношения с погибшей, был ее многострадальный муж.
Естественно, за трое суток никаких других доказательств, уличающих мужа, не нашли. Мне было странно, что мой предшественник, так скоропалительно задержавший мужа, не задал никому вопроса, да и сам не задался вопросом о том, как же преступник мог покинуть квартиру, если входная дверь была заперта не только на замок, но и на цепочку, а окна еще не расклеены с зимы, и через них явно никто не мог ни проникнуть в квартиру, ни покинуть помещение. Других вариантов, кроме телекинеза, в голову не приходило.