Прочитав эти строки, Ноемия встала, лицо её озарилось внезапным вдохновением; твёрдо и спокойно стала она ждать возвращения madre veneranda, которая не замедлила появиться.
Молодая еврейка осталась непоколебимой и встретила её молча.
Аббатиса, видя, что пленница не намеревается первая нарушить молчание, которое возбуждало в ней нетерпение и любопытство, сказала нетерпеливо:
— Ну! на что же ты наконец решилась?
— Я не отказываюсь исполнить то, чего от меня требуют, но не решусь ни на что окончательно, пока не переговорю с монсеньором Памфилио.
— Но что ему за необходимость вмешиваться в эту историю?
— Он уже вмешался в неё. Не он ли, madre, передал вам это письмо?
— Нет, я получила его от синьоры...
— От синьоры Нальди, которую монсеньор поджидал в карете у ворот монастыря.
Настоятельница, видя, что ей всё так хорошо известно, не колебалась более. Час спустя после ухода madre от Ноемии монсеньор Памфилио входил в келью молодой девушки.
Она не могла скрыть своей радости при виде врага, попадающегося в сети, которые она ему расставила. Памфилио, ворча, уселся на простую скамейку, составлявшую всю меблировку кельи, а Ноемия стояла перед ним в самой высокомерной, вызывающей позе.
— Неверная дочь, — сказал ей прелат, — наконец-то вы сдаётесь нашим желаниям!
— Нет ещё, монсеньор, но я хочу предложить вам условия.
— Условия с жидовкой!
— Не говорите теперь слишком высокомерно, монсеньор, чтобы потом не пришлось слишком унижаться.
— Как, всё та же дерзость?
— Перестанем терять время — минуты дороги. Хотите спасти вашего племянника?
— Разумеется.
— В таком случае спасите Паоло, а я спасу Стефана.
— Паоло бунтовщик...
— Стефан его сообщник.
— Я ничего не могу сделать для Паоло.
— А я могу погубить Стефана. Следуя вашим советам, настоятельница этого монастыря, желая победить моё упорство, вручила мне письмо, которое, вероятно, при помощи измены попало в ваши руки. Карло, ваш посол в Равенне, не зная его содержания, продал его вам. Это письмо благодаря неосторожности настоятельницы перешло ко мне, и я успела поместить его в безопасное от ваших поисков и от вашего насилия место, отдав на сохранение верному, преданному лицу.
— Чёрт возьми! Пытка принудит вас во всем сознаться.
— Если я скажу всё, Стефан пропал. — Эти медленно произнесённые слова поразили прелата в самое сердце. С невыразимой сдерживаемой яростью видел он разрушение своих коварных планов, благодаря дальновидности молодой девушки.
— Что же нужно делать?! — с отчаянием воскликнул он.
— Приказать Карло выпустить из темницы Стефана и Паоло. Если ваш племянник получит свободу без своего сотоварища по плену, одно моё слово ввергнет их обоих в темницу, двери которой замкнутся навсегда.
— Вы сами не знаете, чего требуете от меня! Если б вы знали хорошенько папское правительство, то понимали: для нас легче было бы вести дело с силами ада, нежели с властями, которые нам пришлось бы умолять. Я могу испросить помилование для Стефана и спасти его от казни, но одно слово в защиту Паоло погубит всех нас.
Ноемия молчала; лишь глаза выдавали её страдания. Памфилио, полагая, что тронул её, продолжал:
— Выслушайте меня, дочь Израиля, и может быть, вы сдадитесь на мою мольбу.
Ноемия подошла к кровати и небрежно облокотилась на неё.
— Говорите, — сказала она, — но как можно короче; повторяю: минуты сочтены. Судьи и палачи ждут жертвы.
Памфилио на минуту задумался, как бы собираясь с мыслями, и затем начал так:
— Потрясение, произведённое французской революцией 1830 года на все государства Европы, особенно сильно отозвалось в Италии.
Итальянские заговорщики, поддерживаемые герцогом Моденским, французским правительством, Июльским королём и симпатиями французского народа, намеревались не более и не менее как произвести переворот в католицизме, лишив папу светской власти, предоставив ему лишь титул верховного полновластного владыки Церкви.
— Это идея, задуманная Наполеоном, которую он не сумел выполнить так же успешно, как начал... Рим заслужил это наказание; чудовищный союз римского двора со всевозможными низостями был плодом этой светской власти пап, основанной благодаря отвратительному честолюбию Александра VI, расширенной Юлием II, так часто покидавших тиару ради каски и увековеченной хитрости папства. Отнять у папы светскую власть значило бы очистить и укрепить власть духовную. Великая, благородная идея!
— Замолчите, безрассудная!.. Вы погубите нас. Восстание началось в Модене; но, страшась за сына, отец одного из заговорщиков выдал весь заговор. Менотти, глава его, был осаждён в своём собственном доме, взят в плен и предан в руки палача.