После иерархического деления следует, разумеется, деление по возрасту различных членов духовных общин.
В Риме престарелые священники, которые не могли или не хотели добиваться почётных и прибыльных должностей Церкви, прозябают всеми позабытые, в положении, не заслуживающем ни малейшего уважения; учёные труды, прежняя слава, известные заслуги, воспоминания о самых отменных качествах не спасают от этой судьбы. Успех — вот единственное средство в Риме для получения всеобщего почтения. Старость пользуется заслуженным уважением в таком только случае, если с нею соединяется какая-нибудь высшая должность, так часто трудноисполнимая вследствие бессилия этой самой старости.
В Риме чаще встречаются старцы, одряхлевшие скорее вследствие пороков, невоздержания и жадности, нежели вследствие изъянов возраста. Капитулы, церкви, богадельни, все религиозные учреждения переполнены этими старыми демонами, которые встречаются между прелатами, епископами, кардиналами и даже на папском троне.
Все священники зрелого возраста активно заняты религиозными и политическими интригами. Молодёжь не допускается до высших должностей церкви, она может получить их только благодаря непотизму или по праву рождения, потому-то она без удержу предаётся всевозможным удовольствиям. В более зрелом возрасте начинается подготовка к приобретению роскоши и власти, которыми хотят пользоваться в старости, когда, предвидя близкую кончину, никто не вздумает оспаривать у них эти блага. Весьма понятно, что подобное честолюбивое рвение плохо согласуется с чисто религиозными интересами.
Молодёжь в духовенстве тоже делится на знатных и незнатных; клерки благородного происхождения с раннего возраста носят титул монсеньоров; конечно, они присваивают его себе произвольно, но это терпят, когда на их стороне находятся богатство, знатность или общественное отличие. Клерки не знатного происхождения, но богатые, носят титул аббатов; впрочем, под этим именем обозначается вся молодёжь в духовенстве. Прежние моряки, хлыщи, кокодесы, всё, что французская суетность изобрела по части фатовства, дерзости и чудачества, не может соперничать с фатовством римских аббатов.
В Риме ещё часто можно встретить сохранившийся тип древней куртизанки и тип кокетливого аббата, каких было много во Франции в XVIII столетии: это настоящие представители порока, доведённого до утончённости, подобно тому как в другие времена были представители утончённой чести.
Римский аббат не обладает, может быть, тем изяществом и грацией, которыми отличались аббаты старинных салонов, но он исполнен какой-то женственной изнеженности, которая нигде более не встречается; в манерах его постоянно проглядывает сладострастие; он обладает всеми милыми недостатками и изящным вкусом женщины, но ему свойственны также её пороки и непостоянство; его туалет, манеры, разговор точь-в-точь как у самой жеманной кокетки.
Этих цветущих херувимов, этих пудрящихся монсеньоров, одетых в шёлк и кружева, можно встретить повсюду: в церкви, в театре, в Корсо, в гостиных, в ресторанах — везде они шумят, важничают и зубоскалят. Они ведут шумную, рассеянную жизнь: кутят, играют в карты и волочатся за барынями.
Эти церковные денди, как их называла Ноемия, проводят время в праздности и буйных развлечениях; некоторые из них предаются удовольствиям джентльмена: ездят верхом, охотятся, упражняются в фехтовании и стрельбе из пистолета. В обществе их непринуждённость доходит до дерзости; женщин они осыпают комплиментами и сонетами, а пыл страстей своих разделяют с куртизанками. Молодая еврейка заметила, что римские донны в восторге от этих бритых поклонников; они предпочитают своих аббатов самым блестящим кавалерам. Так- то воспитывает церковь наследников благородных семейств! Нет в Риме семьи, даже в низшем сословии, в которой не было бы своего священника — все мечтают, что он будет для них живым Провидением. Оттого-то возле блестящей толпы монсеньоров встречаются бедные аббатики, подонки духовенства, жалкие, болезненные существа, родные которых выбиваются из сил, чтобы поддержать их в обществе, но которые несмотря на все усилия часто бывают вынуждены промышлять чем ни попади, для того чтобы не отставать от прочих.
В Италии, и в особенности в Риме, некоторые семейства пользуются доходами, которые могут получать лишь духовные лица; для того чтобы не потерять их, они постоянно посвящают одного ребёнка Церкви, не справляясь о его вкусах и наклонностях. Обязательства, соединённые с этими доходами (например, обязательство служить обедни), переходят из рук в руки. Существуют обедни, приносящие в первые руки три-четыре тысячи экю годового дохода, а священник, который ежедневно служит их, получает лишь несколько паоли (итальянская монета).