Коварство — отличительная черта итальянских монахов, никто лучше этих нищих не умеет выманить милостыни, подхватить наследства и доставить монастырю богатых наследников; они умеют ловко составить и продиктовать завещание. В этом деле особенно отличаются иезуиты, у них всегда наготове образцы мнимых царствований, ложные контракты, условия, временные завещания, словом, все плутовские уловки для изменения актов и ограждения себя от всяких преследований.
Исповедью и проповедью они одновременно приобретают влияние над людьми и над совестью каждого. Эти средства служат для них источником приобретений, вследствие чего между различными орденами постоянно господствуют ненависть и соперничество.
Совершенно ложно полагают, что Лютер в качестве августинского монаха восстал против церкви из зависти при виде, что громадные доходы с продажи индульгенций обогащают доминиканцев в ущерб августинцам.
Это предположение не имеет даже и тени правдоподобия.
Августинцы никогда не торговали индульгенциями и даже не имели к этому ни малейшего желания.
Повеления церкви касательно тайны исповеди опровергаются монашескими статутами, по которым монахи не имеют права скрывать что-либо, касающееся их общины.
Иезуиты первые изобрели для употребления в исповедных акустические проводники, отверстием обращённые к монахиням и к монахам, которые таким образом слышат всю исповедь, не видя кающихся. Этим способом нарушалась тайна, которую церковь объявила священной.
Иезуиты имеют под своим управлением много монастырей, преимущественно женских. Ноемия на личном опыте убедилась, как ложны были слухи о милосердии и добродетелях испанских и итальянских монастырей. Тамошние монахи обращают внимание на бедных только тогда, когда того требуют их личные интересы; в этом отношении светская и духовная филантропия сходятся между собой.
В Риме существует конгрегация, называемая «конгрегацией упразднения монастырей».
Она учреждена, по-видимому, для упразднения общин, материальные средства которых слишком скудны для содержания шести монахов, которые в таком случае передаются на содержание в другой монастырь того же ордена. Одно уже устройство такой конгрегации доказывает её настоящую цель. В ней председательствуют восемь кардиналов и присутствуют монахи, принадлежащие тем орденам, о которых идёт речь.
Это собрание обязано определять притязания основателей и покровителей монастырей, равно и их наследников, которые требуют возвращения своих имуществ, так как монастырей, которым они жертвовали, более не существует. Конгрегация никогда не соглашается на эти просьбы, опираясь обыкновенно на то, что упразднённые монастыри могут быть со временем снова восстановлены. Остатки имущества жертвуются в насмешку, на вспомоществование христианским войскам в борьбе с язычниками. Эта конгрегация рассматривает также прошения, подаваемые местностями и городами по наущению монахов, касательно основания или восстановления монастырей. Эти просьбы принимаются обыкновенно с такой благосклонностью, что даром выдаются дозволительные акты — редкая милость церкви и римского правительства.
ГЛАВА XXX
ПРОПОВЕДНИКИ
Ноемия, слушавшая в Риме проповедников апостольской кафедры, не могла вникнуть в их красноречие, постоянно отвлекалась шумной аудиторией; но принуждённая выслушивать эти священнические речи во время своего монашеского заточения, она вскоре поняла всю их звонкую пустоту. Напыщенность выражений римских проповедников доходят до смешного. Кафедра их обыкновенно бывает настолько обширна, что свободно позволяет двигаться, размахивать руками и совершать тому подобные эволюции. Они ходят, мечутся из стороны в сторону, подпрыгивают с самыми разнообразными и смешными кривляньями. Иногда они становятся на широкую эстраду, что позволяет усиливать свои прыжки и конвульсии. Римские проповедники увлекаются более прочих; они походят иногда на исступлённых или одержимых бесом, так что их невольно принимаешь за актёров, и пышная театральная обстановка ещё более поддерживает эту иллюзию. Одни протяжным и жалобным голосом описывают блаженство и райские наслаждения будущей жизни; они закатывают глаза, возводят взоры и руки к небу, испуская громкие вздохи. Описываемые ими наслаждения так грубы и чувственны, что возбуждают отвращение; но эти обещания затрагивают страсти римского населения, которое слушает их с умилением.