Казалось бы, что здесь существуют все данные на успех, но результаты, начиная с основания Академии и почти до нашего времени, обманывали все надежды: в Риме работы для французского конкурса будто обессилены. Каждый год в государственный бюджет вносится следующая стереотипная фраза: «Правительство заботится о составлении новых правил для французской Академии в Риме, могущих дать более полезное направление трудам воспитанников. Эта новая мера и усердие настоящего директора служат ручательством, что она будет продолжать поддерживать честь Франции в чужом краю».
Содержание Академии в Риме обходится Франции ежегодно в 120 тысяч франков.
В эту Академию посылают воспитанников, получивших первые награды по живописи, скульптуре, архитектуре и музыке; из гравёров туда отправляют одного в два года, из исторических пейзажистов и резчиков медалей по одному ежегодно. Эти воспитанники остаются в Риме пять лет, они имеют казённую квартиру и пищу и получают определённые стипендии на свои личные расходы и на модели. Кроме копий с знаменитых произведений, они обязуются ежегодно доставлять в Париж какую-нибудь собственную работу. Произведения эти выставляются в залах Академии художеств, и о них подаётся в Институт ежегодный отчёт. Основанием этих торжественных отчётов служат упрёки в пренебрежении обязательствами и сожаления о малом успехе учеников.
Французская Академия в Риме находится под управлением одного из членов Академии художеств, ею выбранного, который назначается на шесть лет. Если он умирает до истечения этого срока, то в силу условия 1676 года его временно занимает директор римской Академии Святого Луки.
Между именами директоров, избираемых большей частью из живописцев, в последнее время красуются фамилии Гёрена, д’Ингра и Ораса Верне.
Просматривая списки получивших первые награды за последние двадцать лет, удивляешься, как мало из бывших победителей достигли славы. Некоторые из них приобрели посредственную известность, остальные забыты вовсе.
Жюль не скрыл от Ноемии этих печальных летописей французской Академии в Риме, бывших предметом всеобщего удивления: путешественники, правительство, художники, даже вмешавшаяся и сюда дипломатия, наконец сами воспитанники и директора не могли понять, отчего происходит это зло, на которое ежегодно указывают отчёты Палате и Институту, но против которого не находят средств. Жюль чрезвычайно просто объяснял причины этих неудач.
— Получившие первую награду, — говорил он, — отправляются из Парижа в Рим, переполненные гордостью и тщеславием. Успех, достигнутый в школе, кажется им концом учения; они не понимают, что это только основа для их будущих трудов.
Учителя в свою очередь так же неосмотрительны, как и ученики, и если последние ещё не приобрели опытности, то первые, кажется, уже потеряли её. Вместо того чтобы подчинить римских воспитанников если не строгой, то хотя прочной дисциплине, их вдруг предоставляют неправильной и беспорядочной жизни. Для того чтобы понять всю ложность этого направления, нужно вглядеться в жизнь этих учеников. Почти все они — бедного происхождения, многие последовали своему призванию против воли родителей, предпочитающих выгодное ремесло искусству, так часто неблагодарному.
Далеко от Парижа до Рима, и тяжела дорога художника от первых опытов до славы. Чем выгоднее занятия для учителей, тем более стараются они их продлить. После нескольких лет труда прилежный ученик достигает умения рисовать с растушёвкой с выпуклых предметов, бюстов и т. п. и поступает в мастерскую. Долго бывает он там очистительной жертвой, его держат на посылках, заставляют чистить сапоги, словом, исполнять должность прислуги; среди брани и ударов он теряет даже своё имя: такого ученика зовут хохлатой крысой.
— Как! — воскликнула Ноемия, — неужели с таким высоким назначением, как искусство, сопряжено столько унижений.
— Крайности сходятся, — отвечал Жюль и продолжал: — Наконец, он получает мольберт, краски и палитру. Он гордится этими атрибутами живописи, как юный офицер в первый раз надетыми эполетами; взявшись за кисть, он из ученика превращается в живописца. Одна мысль о том, что он будет рисовать с натуры, с модели, может быть, с женщины, воспламеняет его. Обыкновенно первые опыты молодого художника встречаются с насмешками со стороны товарищей, проклятиями со стороны учителя, предсказывающего ему полный провал в будущем; это правило почти без исключений. Наступает горькое время сомнений, колебаний, разочарований; без советов, уроков, без примера и руководителя он не знает, за что взяться. Современная живопись допускает все школы; школа символическая, готическая, с её ангельскими ликами, часто привлекает к себе молодые сердца, которых прельщает золото и лазурь; другие выбирают германскую школу. Большая же часть, заимствуя понемногу у всех веков, стран и родов живописи, кончает тем, что совершенно теряет всякую индивидуальность. И става Богу ещё, если нужда не заставит художника всю жизнь коптеть над портретами, разрисовывая тушью и красками плоские, обыденные лица; жалкая, ненавистная работа, приводящая мысль и кисть в постоянное соприкосновение с безобразием.