Удивлению прелата не было границ; но он ни на минуту не подумал покинуть это беззащитное создание, которое ему посылал Бог. Поправляя ребёнка на его маленькой постельке, он больно укололся: к подушке булавкой была прикреплена записка.
Несколько строчек следующего содержания предстало его глазам:
«Зная вашу доброту и благочестие, мы решились поручить вам этого ребёнка. Воспитывайте его под именем Паоло, с самых ранних пор пусть он знает, что посвящён на служение Церкви. Что же касается издержек, то под подушкой вы найдёте кошелёк с тысячей экю, это на первоначальное обзаведение; каждый год вы будете получать столько же от банкира Т., который уже получил надлежащие приказания. Когда ребёнку, которому теперь нет и года, исполнится восемнадцать лет, вам будут сообщены новые распоряжения».
Подписи не было; на шее у мальчика висели богатые чётки из стекляруса, золота и янтаря с несколькими образками.
Почерк был, очевидно, изменён, но легко угадывалась женская рука.
Отец Сальви в точности исполнил все эти предписания. Нона приняла ребёнка с радостью и осыпала его тысячами ласк, потом тихонько уложила в люльку и укачала.
На другой день ему нашли кормилицу, и Паоло, подобно самому отцу Сальви, вырос у подножия алтаря. Когда Паоло достиг восемнадцати лет, неизвестный посланный вручил отцу Сальви записку, в которой ему предписывалось отвести молодого человека в церковь Святого Петра в узах и поручить его священнику, имя которого было тут же обозначено.
Это письмо, где благодарили отца Сальви за его попечения и прекрасное воспитание, которое он передал своему приёмному сыну, было написано тем же почерком и с теми же предосторожностями, как и первое.
Отец Сальви сохранил тайну. Нона умерла, не открыв её никому. Сам Паоло ничего не подозревал; новый его руководитель действовал тоже лишь согласно предписаниям, которые получал; но отец Сальви ещё за несколько лет до своей разлуки с Паоло узнал историю его рождения из уст разбойника, когда-то принимавшего участие в ночном приключении и которого он исповедовал, смертельно раненного в схватке на большой дороге из Рима в Чивита-Веккию.
ГЛАВА X
РИМСКИЕ ЖЕНЩИНЫ
Несмотря на своё итальянское происхождение, отец Сальви, казалось, совершенно принадлежал к французской колонии, которую основали в Риме искусство и политика; он сделался завсегдатаем во французском посольстве, и хотя по обычаю в приходе Святого Людовика всегда были французские священники, это не помешало его назначению в их число. Правда, он служил безвозмездно и единственное, что давала ему церковь, это была возможность оказывать благодеяния и помощь ближним.
Донна Олимпия, так сильно упавшая духом после неблагоприятного ей поворота фортуны, с помощью искусных происков почти успела восстановить своё исчезнувшее было влияние.
Чтобы удалиться из Рима, она ловко пустила слух, что отправляется в Венецианскую область, для того чтобы вступить во владение значительным наследством.
Это мнимое приращение богатства должно было оправдать её, если бы вдруг понадобилось обнаружить то состояние, которое она приобрела тёмными путями и которое сумела припрятать.
Она слишком хорошо знала свет и особенно римское общество, в котором так долго играла значительную роль, чтобы быть уверенной, что роскошь её новой жизни заставит всех забыть её прежние безобразия.
После годового отсутствия донна Олимпия вернулась в Рим и тотчас же стала показывать себя совсем иной, чем была прежде. Она остереглась ханжества и лицемерия, которые пускала в ход в начале свой деятельности, и старалась выказывать лишь скромное усердие, которое было далеко от прежнего рвения, доставлявшего ей столько интриг и столько удовольствия. Ловкая графиня сумела составить себе положение, одинаково удалённое от всех крайностей, и особенно старалась придать себе тихую, мечтательную серьёзность, в которой умышленно проглядывала склонность к мистицизму и восторженности — странная смесь ложного благочестия с философскими идеями, более близкая к чувству, чем к мысли, и которой апостолом-проповедником был иезуит Молина.
С этим учением, заимствованным от пятнадцатого века, она соединила и позднейшие идеи, взращённые на почве германской. Время, проведённое ею вне Рима, она употребила на то, чтобы приготовиться к этой комедии; она изучила сокровенные учения Зигера, Бема, Варо, Кордана, Сведенборга и всех других вдохновенных мистиков Севера.