Кроме княжеского, графского и баронского титулов в России были также приняты титулы принца, герцога и маркиза, но они не жаловались императорами, а только употреблялись носителями этих титулов – представителями аристократических династий Западной Европы.
Петр I, выводя страну на международную арену и утверждая ее господствующее положение в Европе, опирался прежде всего на дворянство. В эпоху царя-преобразователя дворянство имело еще меньше отдыха, нежели при прежних царях. Свидетельство тому – упадок дворянских усадеб в первой четверти XVIII в. Если во второй половине XVII в. появляются первые усадьбы, обустроенные еще довольно примитивно с эстетической точки зрения, но являющиеся уже хорошо развитыми с хозяйственной, то при Петре I они приходят в упадок.
Кончина преобразователя в 1725 г. несколько уменьшила мощные обороты государственной машины, но не прибавила свободного досуга у дворянства – благородное сословие со страстью предалось политической борьбе. Заговоры и перевороты господствовали во внутренней политике России вплоть до середины XVIII столетия, отнимая все силы и время у вельмож и дворян.
В 1761 г. на российский престол вступил внук Петра I – Петр III Федорович. Новый государь не пользовался популярностью. Его обвиняли в предательстве национальных интересов, стремлении уничтожить все русское и насадить немецкие порядки, император был некрасив и невоздержан, ходили слухи о его сумасшествии. Когда супруга императора Екатерина II подняла мятеж и свергла Петра III с престола, на стороне законного государя остались лишь единицы. Тем интереснее тот факт, что именно Петр III издал указ, сыгравший судьбоносную роль в истории не только дворянства, но и всей России. 18 февраля 1762 г. был опубликован манифест «О даровании вольности и свободы дворянству», который провозгласил право дворянина не служить на государственной службе и одновременно сохранил за дворянством его главную привилегию – землевладение. Это привело к двум важнейшим следствиям – получив «вольность», дворяне обратились к занятию литературой, науками, искусством, обустройству своих сельских владений. К этому времени относится и окончание консолидации дворянства как целого и единого сословия; и хотя разница между аристократами и провинциалами, несомненно, сохранялась, все дворянство превратилось в замкнутую, привилегированную группу, свысока взиравшую на остальное население страны – «мужиков».
Несправедливая диспропорция не замедлила сказаться. Свобода дворянства от обязанностей, при сохранении за ним права на эксплуатацию крестьянства, создала жестокое противостояние между высшими и низшими слоями русского общества. Уже через десять лет после манифеста крестьянство поднялось под знамена самозванного «Петра III» – Пугачева – в стремлении получить свою свободу.
Петровские реформы и «Манифест о вольности дворянства» – таковы основополагающие вехи развития русской культуры второй половины XVIII – первой трети XIX в. С Петром I в Россию пришло европейское просвещение, сделавшее русских дворян людьми образованными и склонными к размышлениям, манифест Петра III даровал им самостоятельность, предоставил в полное распоряжение дворянства те дары цивилизации, которые Петр I водворял в России из государственных интересов. Результатом этого стал всплеск русской литературы, театра и общественной мысли. Уже первое «поколение непоротых дворян» (по манифесту запрещались телесные наказания дворянства) – декабристы – выступили с планом демократического преобразования общества.
Русская усадьба – явление и миф
«Манифест о вольности дворянства» породил расцвет усадебной культуры. Свобода, образованность, европейские увлечения и, что немаловажно, бесплатная рабочая сила в лице крепостного крестьянства обусловили активную деятельность дворян по созданию усадеб. При создании усадеб XVIII–XIX вв. их владельцы продолжали старинные традиции, но внесли в них множество новаций, возведя усадебную организацию в ранг высокого искусства, обобщающего достижения архитектуры, скульптуры, садово-паркового искусства и сельскохозяйственной науки; культуру Востока и Запада, крестьянства и дворянства.
Расцвет усадеб иллюстрирует эпоху золотого века российского дворянства – вторая половина XVIII – первая половина XIX в. Ревниво оберегая свои привилегии и не неся повинностей по отношению к государству, дворянство именно тогда сделалось как будто бы паразитическим сословием. Но дворяне по-разному пользовались своей вольностью и независимостью. Одни употребили свои права во зло – мучили крепостных, проигрывали в карты, пропивали и даже проедали огромные состояния. Другие с увлечением предались созданию уникальных садово-парковых ансамблей, музейных коллекций, библиотек, литературной, ученой и общественной деятельности. Но если первые в основном бесследно сгинули в прошлом и память о них вскоре забылась, то вторые создали уникальную русскую культуру того времени. Творчество Сумарокова, Державина, Карамзина, Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Баратынского, Лермонтова, Тютчева, Тургенева питалось живительными силами дворянской культуры и дворянской независимости – общественной и экономической.
«Русская усадьба» – явление и миф, о котором сказано и написано столь много, что, казалось бы, уже и нечего дополнить. Не подлежит сомнению огромное значение усадьбы в русской культуре и истории. Известны в мельчайших деталях и подробностях почти все стороны жизни усадьбы, ее происхождение, история и гибель. И все же тайна усадьбы так и не раскрыта.
Усадьба стала одним из национальных символов России. Жизненный круг – от рождения до смерти (с любовью и ненавистью, созиданием и разрушением) – был заключен в культуре и повседневности русской усадьбы. Это – таинственный и прекрасный сплав искусства и природы, в то же время соединявшийся с уродством жестокого угнетения человека человеком. Усадьба соединяла в себе основополагающие, крайние и противоречащие друг другу черты и факторы российской цивилизации. И в конце концов она пала жертвой этих раздирающих противоречий. Ныне, увы, несмотря на попытки реанимировать усадебную культуру, этот феномен невосстановим.
Зародившись во второй половине XVIII в., усадебная культура находилась в расцвете с конца XVIII по середину XIX столетия. Уже вскоре после отмены крепостного права стали очевидны грядущий упадок и гибель усадебной культуры. Лучшие умы России бились за сохранение усадеб в начале XX в., и особенно в 1917– 1920-е гг. Многое удалось спасти, но основная часть ценностей – памятники архитектуры, изобразительного, декоративно-прикладного и паркового искусства, архивные богатства – бесследно исчезли в бурях жестокого XX века. Документы органов охраны памятников и краеведческих организаций 1920-х гг. показывают страшную картину разграбления и уничтожения усадебных комплексов. Фарфор, художественный металл, картины, книги, архивы вывозились из усадеб пудами (так и указывалось! – С. Ш.) – попадали в губернские центры и там исчезали бесследно.
Не отставали от чекистов и сами крестьяне. Уже в 1905–1907 гг. прокатилась первая волна поджогов, грабежей и убийств помещиков, повинных по большей части лишь в том, что они унаследовали полуразрушенные барские особняки своих предков. Каков же был ужас дворян – интеллигентов и демократов, ратовавших за свержение «гнусного деспотизма», поступавшихся для крестьян землей, лесом и водой, создававших в селах школы, больницы, – когда «мужички» после февраля 1917 г. начали их повсеместно грабить и поджигать дома, а зачастую и убивали. Где искать корни этой звериной ненависти? Достаточно ли признания того, что «русский бунт – бессмысленный и беспощадный»? Нельзя не понимать, что дивная прелесть старинных усадеб строилась на уродливом угнетении, длившемся более 250 лет. Язвы крепостничества, как экономические и социальные, так и духовные, дореволюционной России так и не удалось преодолеть, и вековая ненависть вырвалась наружу в 1917 г. Потомки крепостных взяли реванш, уничтожив не только потомков бар, но и большую часть их культурного наследия.