Но природные образы — это не просто средства поэтизации и украшения текста. Их постоянное и умелое использование в тексте произведения свидетельствует, что автор «Слова» живет в структуре языческой образности — он мыслит этими образами, с их помощью ощущает окружающую его реальность. И не случайно в тексте «Слова о полку Игореве» постоянно возникают образы древних языческих богов: ветры — это внуки Стрибога, певец Боян — внук Велеса, а сами русские люди — внуки Дажьбога; «волком рыскающий» полоцкий князь Всеслав пересекает путь «великому Хорсу». И, наконец, бог Троян, который четырежды упоминается в тексте: «тропа Трояна», «века Трояна», «земля Трояна» и «на седьмом веке Трояна».
Вообще, картина языческого пантеона, воссозданная в «Слове о полку Игореве», — уникальное явление в древнерусской письменности. Автор «Слова» не знает Перуна, хотя тот считался именно воинским, княжеским богом. Не знает он и Сварога — одного из главных славянских языческих богов, как не знает и древнеславянскую богиню Мокошь. В целом же из языческого «пантеона Владимира», воздвигнутого киевским князем накануне Крещения, в «Слове» упомянуты лишь три бога — Хорс, Стрибог и Дажьбог.
Зато главным богом выступает Троян — именно этот бог соотносится с понятиями времени («века Трояна») и пространства («земля Трояна»). При этом «века Трояна» имеют и конкретное значение — именно от Трояна автор «Слова» отсчитывает историческое время (полоцкий князь Всеслав, живший в XI столетии, живет «на седьмом веку Трояна»). Конкретизируется и понятие «земля Трояна» — именно как «Русская Земля». Интересно, что в древнерусских письменных памятниках, кроме «Слова», имя Трояна упоминается лишь в апокрифе «Хождение Богородицы по мукам», наряду с Хорсом, Перуном и Велесом.
Родоначальником же русского народа выступает Дажьбог, внуками которого названы русские люди. Это тоже уникальное свидетельство, не имеющее параллели в других источниках.
Уникальность языческого пантеона «Слова» непосредственно связана с оригинальной историко-мифологической картиной. Так, при многих исторических параллелях автор «Слова» явно не знает сюжетов, связанных с призванием варягов, как не знает и имени варяжского князя Рюрика. Зато он помнит древнего князя Буса, жившего в IV веке и воевавшего тогда в Причерноморье с готами. Автор «Слова» вообще практически не знает северных и северо-западных историко-мифологических сюжетов, зафиксированных «Повестью временных лет». Зато в «Слове» широко представлены исторические сюжеты и аналогии, связанные с Крымом, Причерноморьем и Подунавьем. Так, именно отвоевывать Тмуторокань у половцев отправляется князь Игорь, готские девы в Крыму вспоминают «время Бусово», плач Ярославны долетает до Дуная и именно там находит ответ, а когда Игорь возвращается из плена домой, некие «девицы» радостно поют на Дунае и их пение долетает до Киева. Кстати и слова Святослава Киевского слышат на западе и на юге Европы — немцы, венецианцы, греки и моравы.
Больше того, по мнению некоторых исследователей, под образом Трояна следует понимать не языческого бога, а римского императора Траяна (98–117), совершавшего походы в Подунавье и оставившего по себе память у подунайских славян и русов-ругов. Если это так, то в «Слове о полку Игореве» можно видеть отголоски сохраняющейся в южных пределах Древней Руси историко-мифологических преданий о дунайской прародине славян и руси, о контактах с римлянами, о Причерноморской Руси, о войнах руси с готами в IV веке. Иначе говоря, можно предположить, что «Слово» представляет нам совершенно оригинальную версию происхождения русского народа. Можно также предположить, что «Слово» было не единственным памятником, представляющим эту версию, — за словом, вполне возможно, стояла целая традиция, письменная или устная. И если мы сегодня не имеем подлинника «Слова», то вполне вероятно погибла и письменная традиция указанной версии происхождения Руси.
И еще один важный момент. Выше уже говорилось, что «Слово» — это редкий случай религиозно-мифологического единства Руси. Однако можно заметить, что все несчастья с Игорем и войском проходят под знаком языческой мифологии. А вот спасение Игоря освящено уже христианским Богом: Бог указывает Игорю путь из земли Половецкой, радость наступает в странах и городах, когда Игорь проезжает к храму Богородицы Пирогощей. И далее автор «Слова» восклицает: «Певше песнь старым княземъ, а потом молодымъ пети!.. Здрави, князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя плъки! Княземъ слава а дружине!»
Вполне возможно, что само «Слово» исполнено и более глубинным смыслом, а именно — спасение Игоря означает победу христианства над язычеством, единого Бога над многими языческими богами. И автор слова призывает молодое поколение князей сражаться не только за свою честь и славу, но и за христиан, и не просто против половцев, но и против язычников. Стоит напомнить, что слово «поганый» в древнерусском языке имело и значение «язычник», «идолопоклонник». «Слово» же призывает молодых князей бороться именно с «поганыя плъки». В таком случае в «Слове» следует видеть еще одно свидетельство распространенности в русском народе христианского миросозерцания.
СВЯТЫЕ ДРЕВНЕЙ РУСИ
Укрепление и распространение христианского вероучения в Древней Руси предполагало и установление культа святых — как общехристианских, так и собственно русских. Святые — это канонизированные, т. е. официально причисленные к лику святых, иноки-подвижники, посвятившие всю свою жизнь служению Богу; мученики, пострадавшие за веру; святители, стоявшие у кормила Русской Православной Церкви; светские правители, своими деяниями во имя веры заслужившие церковного почитания.
Православная Церковь учит, что сам по себе акт канонизации ничего не меняет в судьбе святого, ибо Божий суд над ним уже свершен. Гораздо более важна канонизация для живых. Ведь через обращение к святому, через уподобление, хотя бы отчасти, ему и происходит осознание человеком смысла своего земного бытия. А главный смысл, с православной точки зрения, заключался в том, чтобы заслужить своей земной жизнью посмертного спасения души. Поэтому молитва, обращенная к святому, предполагала небесное покровительство этого святого его духовным детям. «Небесный человек и духовный ангел» — так в Древней Руси называли святых.
И недаром чтение житий святых было непременной обязанностью каждого древнерусского человека. Жития святых давали человеку прочные нравственные ориентиры в окружающем его реальном мире, учили его различать истинность и ложность, добро и зло, праведность и грех. «Святых жития, — писал древнерусский книжник, — страх Божий вселяют в душу… Тех бо житий зряще, в чувство своих дел преходит, престатие злых помышляют; свет бо есть святых жития и просвещение душам нашим».
Среди первых русских авторов-агиографов — знаменитый Нестор, Иаков мних, Симон, епископ Владимирский и инок Поликарп (авторы и составители «Киево-Печерского Патерика»). Большинство же житий не сохранило имен своих создателей, а некоторые жития и вовсе не сохранились. Так, еще в XIII веке существовало житие Антония Печерского, утерянное уже к XVI веку.
Неотъемлемой частью древнерусского религиозно-философского сознания стало и почитание икон. Смысл иконы как духовного феномена заключался в том, что она несла образ Господа или святого. А само понятие образа является одним из ключевых понятий православного миросозерцания. Кроме того, икона — это и вероучительный текст, призванный помочь постижению христианской истины. И вообще, икона является своего рода окном в духовный мир. Отсюда и ее особый язык, где каждый знак — символ, обозначающий нечто большее, чем он сам.
Еще в древней христианской церкви велась борьба между иконопочитателями и иконоборцами. И не случайно победа иконопочитателей, утвержденная на VII Вселенском Соборе и окончательно закрепленная в 843 году, вошла в историю как праздник Торжества Православия.