Ах, как, должно быть, ненавидел Ленин русскую жизнь за ее пьяные традиции! Крестины, поминки, рождения – ни одно событие не обходится у русского без водки. Даже, черт дери, религиозные праздники!
Проклятая «широта русской души»!
«По праздникам молодежь являлась домой поздно ночью в разорванной одежде, в грязи и пыли, с разбитыми лицами, злорадно хвастаясь нанесенными товарищам ударами, или оскорбленная, в гневе или слезах обиды, пьяная и жалкая, несчастная и противная…» (М Горький. Мать)
В Россию из эмиграции видный партиец Григорий Зиновьев прибыл худым и стройным. Через короткое время он получает кличку Ромовая Бабка – за лишний вес, набранный в голодные дни революции. Его соратник Маленков имел кличку Маланья – тоже за лишние килограммы.
Ленину бы в союзники да православную церковь с ее постулатами: «Пить вино во славу Божью, а не во пьянство», «пьяницы царства Божия не наследуют», но к церкви у него свой подход: «Расстрелять десяток попов!» – вот и вся его право славность.
А еще придумали большевики забаву – попов на кол сажать. Как в средние века! Мой дед, Василий Максимович, имевший приход в Орловской губернии, бежал ночью с женой и семью малыми детьми, узнав, что в деревне по соседству большевики весь клир на колья пересажали…
…Мог ли поборник трезвости Ленин в 1923 году помешать пьющему Сталину и не дать отменить сухой закон? Очень и очень сомнительно.
«Когда в 1923 году Ленин заболел, – рассказывал старый большевик Гаврила Волков, бывший шеф-поваром вождя, – было решено госпитализировать его в кремлевском санатории в Горках…»
Чего уж тут кокетничать – госпитализировать! Заточить, лишив возможности общения с товарищами по партии, посадить под домашний арест – вот правильные слова.
Когда здоровье Ленина ухудшилось и говорил он уже с трудом, а иногда, теряя дар речи, изъясняясь просто жестами, Сталин приказал: никому из Горок не выезжать, пока здоровье «любимого товарища Ленина» не улучшится. Никто и не выезжал из Горок. И, соответственно, не въезжал сюда.
Дискуссии на тему водки быть не могло. Ее и не было. Сталин принял решение о водочной монополии самостоятельно.
С одной стороны – потрафил русскому пьющему народу, подорвавшему здоровье суррогатами за годы сухого закона. С другой – именно в те годы испарилась последняя надежда на излечение России от пьянства, о чем так мечтал последний русский император Николай Романов.
«Давайте выпьем за память Владимира Ильича, – поднимает Сталин тост на встрече с югославскими коммунистами, – нашего вождя, нашего учителя, нашего всего!..»
Большевистский цинизм?
В декабре 1931 года на прием к Сталину попал немецкий писатель Эмиль Людвиг, автор книги о Вильгельме II, и задал Сталину такой вопрос: а не носит ли деятельность Сталина черты Петра Первого? Что имел в виду немец – реформы петровские, пьянки его беспробудные или тягу к Германии – не важно. Важен ответ Сталина:
«Что касается Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море, а Ленин – целый океан…»
А он, Сталин, лишь «ученик Ленина», и цель его жизни – «быть достойным его учеником…»
Кинорежиссер Георгий Данелия в книге «Тостуемый пьет до дна» описал Тбилиси в день выноса из мавзолея тела Сталина. Грузины были против этого дела. У памятника Сталину собрался стихийный митинг. Его тут же разогнали водой из пожарных шлангов.
«Утром на второй день (митинг продолжался три дня) к памятнику подъехал грузовик, в кузове которого, обнявшись, стояли Ленин и Сталин, – драматический театр города Гори командировал на митинг актеров в костюмах и гриме вождей пролетариата…
– Пусть Ленин пожмет руку Сталину! – крикнули из толпы.
И Ленин пожал руку Сталину.
– Пусть поцелует! – попросили из толпы.
И Ленин поцеловал Сталина.
– И Сталин тоже пусть поцелует Ленина! – потребовали из толпы.
И Сталин поцеловал Ленина.
– Пока не разденутся и не лягут, у них ничего не получится! – крикнул кто-то.
Все засмеялись…»
Пар выпустили, митинг закончился, все разошлись по домам с сознанием исполненного долга.
У Сталина на Кунцевской даче висела на видном месте посмертная маска Ленина. Ее днем и ночью освещала постоянно горящая лампа. Словно икону. Сталин, уезжая на отдых, брал маску в дорогу. «Все свое ношу с собой?»
«Повесить ее на видное место», – командовал он коменданту Орлову.