Вбежавший в кабинет Огнев бросился к шефу: Держись Дым, "скорая" уже едет.
Раненый жестко приказал:
- Выйдете все отсюда. А ты, Огнев, останься. Надо пошептаться!
Когда все покинули кабинет, Дым, опираясь обеими руками, на мягкие подушки дивана слегка привстал:
- Слушай, возьми там со стола конверт с фотоснимками Хвоста. Они нам ещё понадобятся. И быстро сними с меня ремень! Под рубашкой у меня запрятан специально сшитый пояс с потайными карманчиками. Возьми его и спрячь пока у себя. А то в больнице санитары утащат. Вернусь - заберу. Смотри, за этот пояс и компру на Хвоста головой ответишь!
Лихорадочно помогая шефу расстегивать широкий кожаный пояс, Огнев удивлялся: "Надо же, поймал пулю в грудь, а неплохо держится. Да ещё приказы отдает. Живуч феноменально!"
И словно сглазил: внезапно глаза Дыма закатились и он без сознания откинулся на спинку дивана.
Схватив со стола газету, Огнев быстро завернул в неё свою добычу. Ощущая в руках приятную тяжесть, подумал: "Дым не стал бы прятать на теле пустяки. Надо будет потом посмотреть, что там находится".
За дверьми раздался шум и в кабинет, не спрашивая разрешения, вошли двое в белых халатах. Пожилой сгорбленный врач в очках, сразу направился к лежащему на диване Дыму. Приложив пальцы к сонной артерии, покачал сокрушенно головой. Затем для контроля пощупал запястье и медленно положил бессильно повисшую руку поперек туловища Дыма.
Поняв, что происходит, Огнев вскрикнул: Не может быть! Я только что с ним разговаривал!
Врач устало пожал плечами: Тем не менее - летальный исход. Скорее всего от сильного внутреннего кровотечения.
- Но он же совсем не был похож на умирающего!
- Так бывает. Шок и сильное нервное возбуждение создают видимость активной жизнедеятельности. На войне смертельно раненые в пылу азарта бегут ещё несколько десятков метров, стремясь поразить неприятеля. Но нам здесь делать нечего. Запишите номер вызова и мы поедем.
С улицы донесся вой милицейской сирены и Огнев, спохватившись, быстро направился к себе в кабинет: "Мне надо спрятать пояс, чтобы никто не видел. Но сначала проверим, какое наследство мне досталось".
Закрыв дверь на ключ, Огнев вывалил на стол три чистых бланка паспорта, пачки российских купюр и долларов. Достав из последнего кармашка три драгоценных камня, с удовлетворением потер ладонью о ладонь: "Я богат! Несказанно богат! Дыму теперь ничего этого не надо. Видно предчувствовал, что пламя пятки лижет и в бега собрался. Но не успел. Интересно, что за отморозки его замочили? На киллеров Хвоста не похожи! Ладно, это мы потом разберемся. А сейчас надо припрятать камушки и деньги".
Рассовывая по карманам банкноты и бриллианты, с усмешкой вспомнил ставший классическим лозунг: "Грабь награбленное!" На какой-то миг Огнев замер: "И чего я так засуетился? Ведь Дыма больше нет и все теперь мое! И не только содержимое потайного пояса, но и это здание и вся фирма теперь мои! Хотя, конечно, есть ещё "крыша" и сподвижники Дыма. Но управлять всем буду я. Не "быкам" же с одной извилиной в голове доверить многочисленные активы. И Огнев, осознав благоприятный переворот в своей судьбе, подпрыгнул на месте и весело расхохотался.
А в "жигулях", уносящих убийц Дыма все дальше от Москвы, медленно угасала жизнь Князя.
Посмотрев в очередной раз на его бледное лицо и тени под глазами, Винт предложил:
- Не упорствуй! Давай завезем тебя в ближайшую больницу. Ведь кровью истечешь. Пуля в брюхе - это опасно.
С трудом шевеля пересохшими губами, Князь шепотом произнес:
- Не надо! Менты мигом налетят. Если не подохну, то повяжут. Вези к прикормленному эскулапу в наш городок. Так вернее.
Еще некоторое время ехали молча. Внезапно Князь открыл глаза и сделал знак Винту наклониться. Еле слышно пожаловался: Знобит! Накрой меня.
Сподвижник быстро содрал с сиденья чехол и накрыл грудь умирающего. Князь устало прикрыл глаза. На миг ему показалось, что он ни какой не Князь, а маленький испуганный грозой пацан, которого старший брат заботливо укрыл от невзгоды снятым с себя старым пиджаком.
И умиротворенная улыбка застыла на лице навсегда покинувшего этот мир человека.
х х
х О гибели Дыма литератор узнал из вечерних новостей. На телеэкране мелькали распластанные на асфальте убитые охранники и санитары, небрежно вталкивающие в фургон носилки с телом Дыма. Сознание Волина не воспринимало мрачные детали происшествия. Все его сознание занимала лишь одна ликующая мысль: "Я спасен! И мне не надо писать этот проклятый роман, воспевающий бандитский беспредел!"
Он встал и быстро направился к столу, на котором лежала тонкая стопка уже отпечатанных страниц. С отвращением прочитал заголовок: "Долгий путь к себе". И неистово вымещая ненависть к проявленной им слабости, начал рвать плохо поддающуюся мелованную бумагу.
"Как я мог решиться на такое? Ведь в самолете, моля о спасении, давал клятву не писать лживой книги. Но начал восхвалять трудное детство героя".
Волин в раздражении заходил по комнате: "Чего я злюсь на самого себя? Я же не собирался всерьез сочинять эту хвалебную оду. Просто хотел потянуть время, показав Дыму первую главу книги. Кстати, в ней я не покривил душой: у Дыма и вправду было суровое детство".
Успокоив столь нехитрым способом растревоженную совесть, Волин отправился спать.
И Себ в отчаянии воздел руки вверх: Почему все так сложилось?! Он опять спасен!
Анатас успокаивающе качнул головой:
- Опять ты торопишься! Я же предупреждал, что литератора, призывающего в своих книгах к добру, не так-то легко будет заполучить.
- Но разве он не пошатнулся из страха за свою жизнь? Не нарушил данную в самолете клятву не грешить? К тому же этот слабовольный червь продолжает считать себя верхом добродетели. Ты видел как он ловко все перевернул и оправдался в собственных глазах?
- Ты удивлен? Тогда ответь на загадку. Кому человек в течение всей жизни врет чаще всего?
- В предложенных обстоятельствах полагаю, что самому себе. - Браво, Себ. Точнее не скажешь. Вот видишь: литератор не безнадежен для нашего дела. Его сейчас нельзя лишать жизни. Дадим ему ещё шанс. А потому оставим нашего "праведника" пока в покое. У нас ещё уйма дел с бриллиантами. Пьеса ещё не закончена.
Сокрушенно вздохнув, Себ вслед за наставником, нехотя, покинул квартиру литератора.
х х
х Голос в трубке звучал агрессивно и уверенно:
- Пойми, Огнев, ты для меня никто! Даже не молекула, а пустое место. Теперь, когда Дыма нет, возьмешь меня в дело. С твоим шефом на эту тему базар был. Он упорствовал. А согласился бы, может и жив остался.
"Эта сволочь меня запугать хочет. Делает вид, что по его приказу Дыма ликвиднули. Хотя уже все знают о наезде в Москву приезжих отморозков. Но все равно я не могу противостоять бандиту, которого сам Дым боялся. Может напугать его сделанными на юге фотоснимками? Но ещё неизвестно, как повернется дело. Возьмет сгоряча и замочит меня уже сегодня. Так что же делать?
И тут в трубке прозвучало спасительное предложение:
- Впрочем, Огнев, мы можем договориться.
- Я рассмотрю любые варианты.
- Все очень просто. Ты мне отдаешь камушки, отнятые у Филарета, а я обязуюсь полгода тебя не трогать. А потом договоримся об умеренной плате за мою "крышу". Условия предлагаю очень выгодные. И то в память о незабвенном Дыме.
- Откуда же мне знать, где Дым их спрятал?
- Мне твои отговорки ни к чему. Только учти, передашь мне камушки не позже завтрашнего обеда. Иначе лишишься не только фирмы, но и жизни. Прикинь сам, что выгоднее!