Г. Н. Тимофееву свойственен научный подход, глубокая проработка в подготовке материалов. Поэтому его работы вызывают не только большой познавательный интерес у читателей, но и представляют несомненную ценность для краеведов.
Как работник музея, считал бы целесообразным издание работ Г. Н. Тимофеева отдельным сборником, который будет отличным подспорьем в нашей краеведческой работе.
В. ЗАХАРОВ, директор музея.
♦♦♦
Крушение лесных духов
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ С ШАМАНАМИ
Над Старым Кокандом опустилась темная южная ночь. В черно-синем небе горели яркие звезды. В старой мечети уже давно пропел свою вечернюю песню мулла, и городской шум сменился журчанием каменистой речки, рассекавшей на две части усадьбу и сад старого узбека Фурхата Закирджана. На самом берегу речки, на широкой террасе, оплетенной снизу доверху виноградником, сидел хозяин, его сын и мой отчим. Молодые люди, отслужив вместе положенный срок на погранзаставе в Кушке, вернулись в Коканд. Отчим был взят на службу в городской отдел НКВД, женился на моей матери-вдове, поселившись в нашей квартире по улице Андижанской в Новом Коканде.
Его друг Ахмат, вернувшись домой, работал слесарем в железнодорожном депо, а его жена вместе с тещей занимались хозяйством.
Как рассказывал Ахмат, его отец в прошлом был муллой в соседней мечети. Но был заподозрен в причастности к магии и вынужден был уйти, уединиться и заняться мирскими делами. Но он по-прежнему исповедовал мусульманство и считал Аллаха единым сущим и живым богом.
Из мечети ушел он давно, спустя несколько лет после прихода русских в Узбекистан. Случилось это так. Молодой тогда Фурхат вечером тушил в мечети свечи. Он когда-то слышал от соседа, как тот видел приезжего факира-иранца, который проделывал разные фокусу, тушил свечи, не прикасаясь к ним руками.
Фурхат подошел к горевшим свечам, и у него возникло непреодолимое желание научиться этому волшебству. Он представил себе такую силу в глазах и мыслях, что он способен не только потушить свечи, но и пройти сквозь стены мечети. Он убедил себя в том, что такое возможно, и ему показалось, что все вещи не так прочны, как мы привыкли их считать.
Отрешенный в своих думах от внешнего мира, погрузившись полностью в желание силами духов погасить горящие свечи, Фурхат подошел к ним, долго и пристально смотрел на пламя и вдруг увидел перед собой гаснущую свечу. Он был ошеломлен этим и крайне напуган. Но именно так он потушил все свечи.
Когда он с величайшим ужасом выходил из мечети, то у входа увидел русского мальчика лет двенадцати, который изумленно смотрел на Фурхата. Он тоже видел гаснущие сами собой свечи. С тех пор по Старому Коканду поползли слухи о колдовстве Фурхата. Слухи все больше и больше обрастали выдумками и небылицами. Сам же Фурхат, ошеломленный своим открытием, с тех пор был полностью поглощен осознанием того, что мысль человека — это воплощенный дух, имеет тайную, но не материальную силу — он весь отдался этому открытию.
Фурхат по-прежнему считал, что Аллах — это высочайшая премудрость, что нет божества, кроме Аллаха, что он един, предвечен, всемогущ, правосуден и благ. Он полагал, что силы, которые он нашел в себе, не противоречат Аллаху. Он верил, что именно Аллах сотворил этот мир и создал разумные существа иного мира, которых люди называют духами, был уверен, что именно эти силы способны приблизить людей к божеству. Вместе с тем он верил, что его духовное внутреннее зрение способно глубоко проникать в иные уровни материи. Он пришел к убеждению, что все вещи — это единое целое, между которыми есть связь, понятная не каждому. Потухшие свечи — это был факт, и его мало интересовало то, что это противоречило всем теориям того времени.
После отлучения Фархата от мечети, он исправно ходил на службу в местную чайхану, по-прежнему тайно участвовал в запрещенном ритуале “Саксей-Ваксей”, рассекая ножом себе кожу на голове и спине до крови, а потом долго лечил раны, засыпая их сахаром.
Было уже поздно. Старый Фурхат, отчим и Ахмат говорили о вере. Меня уложили спать на террасе, накрыв теплым стеганым халатом (летние ночи в Коканде всегда холодные). Вслушиваясь в разговоры взрослых и не понимая их смысла, я долго не мог заснуть. О чем шла речь, я узнал из рассказа отчима намного позднее, когда мы жили в Восточной Сибири. Из его рассказа я понял, что старый Фурхат предсказал отчиму очень трудную судьбу и скитания по дальним дорогам, но большого долголетия и то, что умрет он не на чужбине. Верил ли отчим этим предсказаниям — я не знаю до сей поры. Он был человеком крайне молчаливым и скрытным. Окончил он гимназию в Ижевске. Отец его жил в Глазове и был беден. Воспитывался отчим в семье дяди, богатого, но бездетного, который стал его вторым отцом. Отчим был очень начитан. В свободные от работы часы он очень много читал. Но к жизни практической был мало приспособлен.