Что заставило их вести себя так агрессивно? Увидев Конни, птицы начали кружиться вокруг нее по спирали. Их настроение изменилось. Конни посмотрела наверх и поняла, что это ликующий танец. Инстинктивно она подняла руки и стала медленно поворачиваться — ее как бы затягивало в воронку из крыльев у нее над головой и уносило вместе с чайками в море. Если бы доктор Брок сидел сейчас в своем укрытии, он увидел бы Конни, едва различимую в птичьей метели, с откинутыми назад черными волосами, которые искрились странной электрической энергией. Она изменилась: исчезла стеснительная, тихая школьница, и на ее месте оказалось существо, наделенное властью. Но в этот момент доктор Брок сидел на кухне, не подозревая, что короткая прогулка к морю может дать ответ на самый насущный вопрос, стоящий перед Обществом.
Птицы прекратили свое кружение, вышли из спирали и расселись вокруг Конни на земле и воде. Самая большая чайка села на буек. Чайка поменьше, с остатками детского пушка на крыльях, плавно подлетела к Конни.
Скарк расправил крылья, а потом снова сложил. Его дочь сделала то же самое.
— Почему вы так поступаете? Вот так летаете, я имею в виду? — спросила его Конни. Скарк сердито потряс клювом. — Что? Ты на кого-то сердишься? — Чайка постучала лапками по буйку — в знак подтверждения. — На кого? Не на того мальчика, на которого вы напали на днях? — Скарк постучал лапками. — Он пришел к вашим гнездам только потому, что его Общество хочет вам помочь.
При упоминании об Обществе Скарк внезапно распростер крылья и неистово захлопал ими, издавая пронзительный крик.
— Я знаю, что они потревожили ваши гнезда в Стогах, но я могу разобраться — я скажу им не подбираться к вам слишком близко. Кроме того, ваш молодняк уже вырос, правда? — Конни почесала головку дочки Скарка, чайки, которую она назвала Мью[16], а та обнюхала ее руку в поисках крошек.
Скарк снова потряс клювом и начал серию движений, которых Конни не могла понять. Он, казалось, указывал то на других чаек, то на Конни, повторяя это снова и снова.
— Ох, Скарк, я не понимаю. Но думаю, что ты недоволен тем, что Общество выезжает к Стогам. Хоть в этом я права? — Стук лапок. — Я скажу им не делать этого. Но ты знаешь, они ведь только пытаются спасти эти скалы от худшей напасти. Скоро люди начнут водить большие корабли через Гескомбский пролив. Ваши места гнездования окажутся под угрозой.
Скарк поднял клюв и потряс им. Что это было — отчаяние? Гнев?
— Прости, Скарк. Я чувствую себя такой бессильной. Но я ничего не могу с этим поделать.
Чайка внимательно смотрела на нее своими глазками-бусинками. Конни стало неуютно под этим упорным взглядом.
— Ты хочешь сказать, что я даже не пыталась? — мрачно сказала она. — Ты прав, конечно, но сейчас я просто не знаю, что с этим можно сделать.
Скарк завопил.
— Ты думаешь, я в силах что-то изменить? — Он постучал лапками. — Но что?
Ответа не последовало. Или птице было слишком трудно показать ей это, или он был не готов все ей рассказать. Скарк захлопал крыльями и сорвался с буйка. По его знаку Мью и остальная стая поднялись, как занавес из бьющих крыльев, и понеслись следом за вожаком в открытое море.
5 Пегас
Следующие несколько дней были до странности спокойными: не было таинственных исчезновений, сирены не появлялись, но Кол все же боялся, что это только затишье перед бурей. Во всяком случае, впереди у него маячило персональное грозовое облако: его первая встреча со своим мифическим существом, и поэтому сосредоточиться на школьных делах ему было нелегко. Это все заметили, даже мистер Джонсон.
— Что, тебе на этой неделе не до шуток, Кол? — спросил учитель, поймав его в начале одной из перемен. — Я уже привык к твоим остротам и — несмотря на то что их объектом обычно бываю я сам, — признаюсь, я без них скучаю. Ничего плохого не случилось, я надеюсь?
Кол знал, о чем думает мистер Джонсон. Родители Кола, оба — лучшие образчики членов Общества, имели привычку неожиданно приноситься в Гескомб и нарушать мирное течение жизни вокруг себя, а уж если им случалось приехать одновременно — наступал сущий ад. Мальчика возмущало, что они относятся к нему как к забаве, которую можно забросить, когда им заблагорассудится, и в то же время он понимал, что его родители слишком толстокожи, чтобы заметить, как их отношение сказывается на нем. Но другое волновало Кола на этой неделе: сейчас главным для него было, подтвердится ли его дар в субботу или нет. Он чувствовал болезненный комок в горле, когда задумывался о возможности провала: такие случаи бывали в прошлом — так, может быть, следующим будет он?