В город не въезжали, использовав малозаметную лесную грунтовую дорогу для выхода на шоссе, вероятно, предназначенную именно для этой цели, никакой хозяйственного назначения у нее не просматривалось, ну разве что для вывозки валежника. Проскочили Хутру – вереницу мазанок вдоль дороги с яркими цветами георгинов в полисадниках, с пасущимися у обочины коровами и ленивыми стайками гусей, обычное село, в котором на вопрос, как живут, в ответ раздавались только одни жалобы на плохое руководство и недосмотр начальства, а на похвалу красоты и простора мест проживания излучали благодарную улыбку за приятные слова. Жили они здесь, где когда-то поселились их пра-пра-прадеды, и в организации их жизни мало что менялось с привычкой к размеренности и стабильности и наивного доверия любой похвале и комплименту. Но стоило об этом сказать в открытую – озлоблялись и бычились, правда воспринималась как плохой отзыв, а это про их места пришельцам говорить не положено. У щита с надписью «Хутринское лесничество. Охраняемая зона. Вырубка деревьев и земляные работы запрещены» свернули на укатанную грунтовую дорогу, направляясь вглубь соснового бора. При виде щита Коростелев подумал о том, что он давал подписку о неразглашении гостайны, неужели лесничий, который несомненно знал о существовании геодезических знаков, зарытых в подведомственном ему лесу, также вовлечен в систему соблюдения государственных секретов? А как он тогда обеспечивал вырубку сухостоя и уборку валежника? И щит являлся специальным знаком, намекающим посвященным на расположение особо секретной зоны?
Заметив на толстом стволе раскинувшейся у дороги сосны известную ему зарубку, Авдееенко дал указание водителю свернуть вглубь леса и через несколько покачиваний грузовика на раскатанных тяжелым транспортом рытвинах – заглушить мотор посреди относительно просторной поляны.
– Приехали! – открывая дверцу кабины, произнес прапорщик и выпрыгнул наружу. Лейтенант последовал за ним и сразу увидел на широко расчищенной поляне несколько ям, слегка прибросанных ветками.
– Это вот под фундаментные плиты, – пояснил Авдеенко. – Никто их не закапывает, чтобы зимой не долбить ломами. Так ветками слегка маскируем.
Пока прапорщик показывал командиру расположение запасного старта с объяснениями в отношении предназначения каждого из участков выделенного для военной деятельности леса, сержант Прохоров с рядовыми Овчинниковым и Бессоновым автономно от начальства освобождали от веток места закладки геодезических знаков, а затем занялись установкой теодолита и визирных целей. Для сержанта, ожидавшего дембель по осени, кроме вот таких выездов для инструментальной проверки устойчивости реперов, за плечами были уже три учения с подготовкой к пуску ракет в полевых условиях. Прапорщик в действия сержанта не вмешивался, не только потому что доверял, но и из-за нелюбви к математике – всегда кажется муторным то, чем не хочешь заниматься: снимать показания с теодолита, высчитывать отклонения и среднеквадратичную погрешность, пусть этим занимается тот, кто в этом больше понимает. В его сознании работа стартового отделения легко делилась на понятную механическую часть с участием установщика и ракеты и близкую к колдовству оптико-геодезическую, к которой не лежала душа сельского механизатора, подписавшегося на кадровую военную службу. Он с удовольствием давал объяснения Коростелеву в отношении первой части и уступал инициативу сержанту, когда лейтенант проявлял интерес ко второй, а осознав, что Коростелеву угловые движения теодолита, заглядывание в объектив, проверка записей в формулярах и расчетов, сделанных Бессоновым и Овчинниковым, более интересны, занялся разжиганием костра, так как в выезде на запасную позицию ракетной батареи есть несомненная радость для участников в пикнике с продуктами, выделенными по разнарядке старшиной, и привнесенными запасами из дома прапорщика.