– Подъедут, если между городом и дивизионом не столкнутся с диверсионной группой противника, – капитан Левко, не задумываясь, ответил. – Любые служебные требования базируются либо на пережитой практике, либо на глубоком анализе вероятности возникновения возможных ситуаций. Вам дается все, что по силам.
Решился Виктор Коростелев поднять вопрос, заданный ему сержантом Прохоровым о военном использовании служащих ракетных частей после осуществления ими пусков ракет.
– Чем будет занят личный состав батареи после осуществления пусков хранящихся ракет? Почему нас ничему не обучают?
– Возможный вариант– пуски ракет из других запасников. А что дальше? – первым откликнулся Леша Княжнин. – Обычно отслуживших солдат-сержантов-офицеров в других видах войск после выхода в запас с какой-то периодичностью призывают на переподготовку. Кто-нибудь видел сборы резервистов в ракетных частях стратегического назначения? Значит, такого будущего у нас нет. И слава богу. – попытался он увидеть позитивное в отсутствии сборов у ракетчиков запаса.
– Я на Кубе об этом много думал, – прервал молчание капитан Левко. – Операция по переброске сил на Кубу была продумана до мельчайших деталей, включая дезинформацию любых возможных свидетелей – погрузка сельхозтехники, лыж и зимнего обмундирования, выдача военнослужащим гражданской одежды, документация. Развертывание ракетных сил по прибытию и подготовка ракет к пуску, их поддержка в готовности к старту – в рамках отработки батареями и командованием действовавших регламентов. В тяжелых условиях ждали команды на старт и размышляли: а что дальше? Использовали нас втемную, никто ничего не объяснял, инструктажа не проводил, обдумывали и додумывали все сами. Вы, когда во время учебных занятий после приведения ракеты в стартовое состояние сидите в укрытии, о чем думаете? Ждете команды «отбой», потому что старта не будет. А у нас за две недели Карибского кризиса много до чего можно было дойти: ракеты в боевом стартовом состоянии, мы – в укрытии, нервы на пределе, и тишина, из которой два выхода – рев двигателей ракеты или отбой. Понимание, что балансировали на грани мировой войны, пришло потом, программа КПСС 1961 года, мы ее хорошо проштудировали, допускала применение ядерного оружия для поражения всей системы капитализма. Мы действовали в составе небольшой группировки войск в условиях блокады один на один с хорошо экипированным и подготовленным противником, имеющим в распоряжении все необходимые ресурсы. Если обстановка позволит, по команде отправим ракеты куда-то в небо с максимальным поражением территории противника до линии Сент-Луис – Даллас – Вашингтон, вероятно, получим ответный удар. Понятно, что обмен ядерными ударами по территории друг друга нежелающими уступить даже малость врагами не заставят ни одну, ни другую сторону выбросить белый флаг. При этом и с той, и с другой стороны миллионы жертв первых ударов, десятки миллионов беженцев, угроза радиактивного облучения и невозможные условия жизни для всех. Инфраструктура поражена. Необходимо погибших захоронить. Действовать надо немедленно и в самые сжатые сроки. Без проработанного плана действий это невозможно. И военнослужащие, как наиболее подготовленные к слаженной работе, к выполнению заданий командования, способные убивать и подчинять, должны действовать по правилам, по разнарядке, по приписке, наконец. Но никаких инструкций на этот счет ниоткуда не пришло. И дальше вопрос: что на самом деле происходит? Нас бросают за тридевять земель без какой-то цели? Не предусматривают никакого применения выжившим? Или никто не рассчитывает, что мы выживем после обмена ударами? Почему некоторым командирам разрешили отправиться в эту экспедицию с женами? Отправили надолго или создали красивую сказку об «умерли в один день на одной подушке»? В наших рассуждениях сплелись политика и стремление к подвигу, жесткость к противнику и неумолимая неотвратимость, понимание долга и тревога, желание жить и какой-никакой гуманизм. В результате собственных размышлений и разговоров с сослуживцами мы пришли к заключению, что у политических руководителей уже во время Карибского кризиса, а может, и до него сложилось понимание, что есть некая опасная черта, которую нельзя переходить, что ядерным оружием бьешь по врагу, а сам получаешь последствия, мало совместимые с жизнью, губительные и гибельные. Похоже, семь лет – достаточный срок, чтобы смысл воззвания Эйнштейна-Рассела дошел до тех, кто принимал решения в кризисных ситуациях: в результате применения водородных бомб угроза уничтожения встанет перед всем человечеством, правительства всех стран должны находить мирные средства разрешения всех спорных вопросов. Кубинский кризис завершился тем, что обе стороны дали задний ход. Меньше, чем через год после кубинских событий был подписан Московский договор 1963 года о запрете испытаний ядерного оружия в атмосфере, космосе и под водой, а ведь над ним работали, вели переговоры несколько лет, начинали задолго до Карибского кризиса. Это сейчас академик Сахаров – ссыльный правозащитник, фрондирующий с руководством страны, а в те времена – самый непосредственный участник разработки и испытаний ядерных зарядов, аналитик последствий их применения, создатель смертельно разрушительного оружия. Не смотря на то, что теоретические выкладки Эйнштейна и Рассела ему были известны, он участвовал во всех проектах, включая «Царь-бомбу» или «Кузькину мать», и выступал лишь против их испытаний. Так что разница между декларациями и фактической деятельностью на лицо и у руководителей, и у их противников.