11
Подготовка к дню полка охватила не только офицеров и прапорщиков, после службы по вечерам отправлявшихся в Дом офицеров для отработки номеров художественной самодеятельности, но и часть солдатско-сержантского личного состава, включенных в футбольную сборную части и в группу плац-концерта и боевых единоборств. Поездка в кунге не была рассчитана на любителя комфорта, хороших духов и классного коньяка. Воздух тесной пассажирской кабины всегда был испорчен выдохом курильщиками табачного перегара от последней затяжки на подножке автомобиля, что тут же перемешивался с парами сапожной ваксы и человеческого пота. Залетавший в открытое окно ветерок лишь перемешивал этот густой настой и напоминал о временном характере переносимых неудобств перевозки. Редко когда удавалось втиснуться на лавку, поэтому весь путь от КПП до центра города приходилось заниматься эквилибром между таких же тел, перенося иногда беззастенчивые тычки в бок и напрягаясь всем корпусом при неровном движении автомобиля и его остановках, своего рода разогрев мышц перед занятием, тренировкой или репетицией. Кто-то нес себя со службы мрачным или глубоко задумавшись, кто-то, откинувшись к деревянной переборке кабины, делал вид, что дремал. Напряженное молчание прекращалось, как только заканчивалась перевозка, и пассажиры спешно высыпали наружу и направлялись далее каждый по своему расписанию.
Любая самодеятельность требовала много времени и средств для подготовки, а также усиления контроля за использованием окна возможностей для несанкционированных действий по обходу ограничений и запретов. Так устроена жизнь: любители контролировать и проверять всегда демонстрируют самыми жесткими действиями свое бдение на профилактике нарушений возложенных на личный состав предписаний. Как следствие привлечения сержантов и солдат к подготовке дня полка и их поездкам в город пришло распоряжение командира дивизиона совместить самоподготовку в отделениях батарей под надзором офицеров дежурной смены, а освободившийся командный состав привлечь к поиску возможных солдатских запасов спиртного и прочего неразрешенного имущества. Командир дивизиона майор Иванов сам любил участвовать в шмоне солдатского добра, напустив на лицо казенные строгость и решительность: шумно вваливался в казарму, переворачивал матрас за матрасом, выкидывал все из тумбочек, и торжествовал во всей славе, если находил отложенный для продолжения оформительской работы дембельский альбом, элементы его оформления или украшения для выходной парадной формы, созданной желанием сразить в деревне всех и сразу при возвращении по увольнению в запас. За его личное участие в придуманных им акциях командного вандализма получил он от солдат кличку Бульдозер. Словно вражеская армия разворачивала мародерство в поисках припрятанных богатств. Личное пространство солдат сжималось до размера ременной пряжки, а потому они пугливо, беспомощно и тупо наблюдали за досмотром личного имущества в исполнении офицеров.
Комбат Туркин построившейся восьмой батарее объяснил задание: самоподготовку контролирует капитан Захаров, лейтенант Лаптев досматривает автотехнику в гараже, капитан Дьяков – спальное помещение. Коростелеву выпало вместе с Туркиным заняться досмотром каптерки, сушилки и личных чемоданов солдат. Володе Сержантову повезло уклониться – он сидел в девятке. Авторитет заскользил на подброшенной склизкой шкурке чужой глупости. Суровый взгляд командира демонстрировал готовность выполнить распоряжение начальства, даже если этим распоряжением тебе показывают, что с тобой не считаются, тебя никем не считают, никакому проявлению твоих интересов не рады и существования таких интересов не допускают, считая нарушением предписаний. Самолюбие хоть солдата, хоть офицера задето еще до начала каких-либо действий.
– Я отказываюсь участвовать в досмотре! – громко заявил лейтенант под одобрительный шумок в солдатских рядах. Служба рядовых и сержантов не отмечала частых случаев доброты и милосердия, косвенно продемонстрированная солидарность в неприятии излишней жесткости вызвала явную симпатию.
– Это приказ командира дивизиона! – метнул в него резкий взгляд капитан Туркин.
– Приказы, не предусмотренные уставами и расходящиеся с моими принципами, я не исполняю! – гул солдатского одобрения возрос. Недовольный допущенным препирательством в строю Туркин покраснел, случившиеся никак не вписывалось в его понимание термина «дисциплина», лицо его дернулось, и он отрывисто произнес: