– Руководителю группы технической бригады пристыковать головную часть к ракете!
На Виктора накатили восторг и уверенность, тревога отошла: все шло хорошо, по сценарию регламента и с поддержкой не только сослуживцев по батарее, но и, казалось, всей инфраструктуры дивизиона и приданной ему технической бригады. Теперь он был совершенно спокойным, настроенным на выполнение поставленной задачи. Ему уже виделось, что негласная установка преферансистов о том, что у старших офицеров своя пулька, у младших – своя, может иметь сюрпризные отклонения в виде неожиданного приглашения майоров: «Твоя взяла, четвертым будешь!»
Доложив о завершении стыковки головной части с ракетой, майор Шапиро, хитро сощурив глаза, протянул Виктору руку и тихим вкрадчивым голосом уточнил важную деталь, не прописанную в регламенте:
– Учебная…
У лейтенанта буквально выросли крылья, он оказался сопричастным к внерегламентным и внеуставным традициям ракетчиков: так вот что значит не раз слушанное «если тебе Шапиро не скажет»! Важно не кто твой противник, а кто рядом! Отправив в ответ майору искреннее «спасибо!», сопровождаемое щенячьей улыбкой, лейтенант мгновенно осознал, как важно получать своевременно вот такие подсказки, которые, похоже, сложились во времена сложнейшего противостояния на кубинской земле и продолжали существовать, скрепляя боевое взаимодействие. Ведь до этого уточнения от майора он не знал, тренируется ли батарея в подготовке ракеты к пуску, или это вынужденный реальный ответ уже зарвавшемуся противнику в соответствии с решениями высшего командования. Теперь у него не осталось никаких сомнений, что учебно-боевая задача будет выполнена успешно, что подготовка каждого солдата и сержанта в отдельности и отделений в целом являются достаточными, и он будет достойным координатором взаимодействия сослуживцев в достижении поставленного задания.
Тележка с ракетой плавно поднялась на установочный стол, солдаты стартового отделения бросились в его проемы для установки анкеров крепления, прокричали доклады, и после снятия бандажа крепления ракеты тележка бесшумно стала опускаться к земле. В момент касания показалось, что она слегка плюхнулась. Ну какое это имеет значение, если ракета уже стоит, и к ней потянулись шланги заправщиков заполнить ее компонентами топлива, кабели электриков запитать систему управления и наведения, и сержант Прохоров ловко перебирая руками и ногами устремился к верхней площадке для выполнения прицеливания! Практически половина работы выполнена!
И вдруг оттуда с высоты, куда поднимался Прохоров, донесся противный скрип «и-и-ы», как будто по корпусу ракеты кто-то с упором провел оребренной арматурой. Коростелев задрал голову, и на фоне пробегавших облаков показалось, что ракета делает движение к земле. Неизвестность всегда тревожит, лишает уверенности, сразу приходят мысли об опасности. Во рту пересохло – чувствовалось, что сухой язык наждаком проходил по внутренней поверхности. Липкая паника опустошила голову, и слабость проявилась во всем теле. Некоторые солдаты в зоне установки ракеты тоже всматривались вверх – кто имел уши, слышал тот же противный звук. Кто-то из стартовиков на всякий случай с опаской отбежал в сторону от стартового стола.
Продолжая всматриваться в верхнюю часть ракеты, Коростелев растерянно отсчитывал долгие медлительные мгновения, пытаясь понять, откуда может исходить опасность. Ему казалось, что дыхание остановилось в ожидании ужасной катастрофы. Тянулись секунды, ничего не происходило, и подозрительных звуков больше не слышалось. На верхней площадке установщика Прохоров, закрыв уши аудиофонами радиосвязи, уже снимал люк для установки теодолита. Заправщики суетились со своими длинными шлангами, не заметив ничего подозрительного в установке ракеты и выполняя предусмотренные регламентом операции.
– Вашу мамашу, давление стравило! – донесся сдавленный голос прапорщика Авдеенко. – Ты что ж клапан не закрыл?
Лейтенант развернулся на голос своего заместителя, одновременно приняв в поле зрения растерянного сержанта Крюкова, выполнявшего функции оператора установщика вместо убывшего в Зарайск ефрейтора Володина, замершую около нуля стрелку манометра и решительное движение Авдеенко к пульту управления, его четкий поворот штурвалом. То, что он в критический момент стал сам действовать без лишних слов, характеризовало серьезность ситуации. Загудел компрессор, нагнетая давление в цилиндрах, стрелка манометра дернулась и стала удаляться от нулевой отметки, и рама установщика медленно отошла от ракеты, застыв на положенном от нее зазоре. Все встало на свои места. В соотношении мгновений счет оказался в пользу быстрого закрепления ракеты на стартовом столе, предотвратившего ее падение под напором упершейся в нее рамы установщика и опускаемой тележки. Спасли положение быстро накрученные солдатами стартового отделения анкера удержания, по два на каждую опору, те самые, которые удержали ракеты на стартовых столах на Кубе под ударами ураганного ветра. То, что могло случиться со всеми ужасными последствиями, не ограничилось бы строгими выводами, если бы нашлось с кого спрашивать. «На старте упала ракета, убив пятьдесят человек» – солдатский фольклор уже отразил аналогичные происшествия в истории ракетных войск жалостливым сиротским напевом. Лейтенант шестым чувством зафиксировал тень прокурора за спиной.