– Приступить к дренажу топливной системы? – до Коростелева донесся голос сержанта Руссу, произнесшего с вопросительной интонацией команду, которую по регламенту в это время ему должен был отдать командир дежурного расчета батареи. Лейтенант с благодарностью за полезную подсказку взглянул на временного начальника заправочного отделения и громким голосом произнес полагавшее в это время распоряжение. Ничего не случилось, нужно было продолжать подготовку ракеты к старту, оставив Крюкова выслушивать объяснения Авдеенко, в чем была его ошибка, и упреки в незнании матчасти. Коростелев сделал широкий шаг, выводя себя из оцепенения, овладевшее им напряжение начало отступать. И тут он заметил широкую цепь инспекторов, приближавшихся к стартовому комплексу восьмой батареи со стороны центральной дороги боевого старта. В их приближении в утреннем неярком свете было одновременно что-то торжественное и угрожающее, так как количеством и манерой движения они скорее напоминали оцепление. Каждый из них знал, куда идти и что делать. Они тоже услышали противный скрип площадки установщика о корпус ракеты? Лейтенант на мгновение задумался, должен ли он остановить работу батареи для приветствия старших по званию, но тут же решил, что это требование устава не распространяется на боевую работу.
– Внимание, вводная! Газы! – гаркнул кто-то из проверяющих так, что лейтенант чуть не присел. Он принял эту команду на свой счет, осознавал, что необходимо одеть противогаз, но тянул с этим действием, упершись в отчаянное непонимание, как же можно руководить процессом дальше с наглухо закрытым ртом. В регламентах он об этом не читал, и в отработанных тренажах ничего похожего не происходило. Кто-то бесцеремонно вторгся в известный ему сценарий, сдвинул сюжетный ход, а как импровизировать Коростелев не знал.
– Я знаю, что ты не завтракал, лейтенант, но голос у тебя зычный, давай повторяй: газы! – демонстрируя дружескую иронию пришел на помощь подрастерявшемуся подчиненному подполковник Ваганов. – Зоман-зарин быстро могут подействовать!
– Батарея, газы! – коротко крикнул смутившийся лейтенант и повернулся, наблюдая, как знакомые лица батарейцев закрываются одинаковыми резиновыми масками с круглыми стеклами глаз и пытаясь запомнить, под какой из них скрываются сержанты-командиры отделений и прапорщик Авдеенко. Ситуация комичная и трагичная одновременно: все смешались, идентифицировать кого-либо можно только на запомнившимся особенностям фигуры. Затем он и сам скрылся от них противогазом. Воздуха, преодолевающего сопротивление фильтра, стало не хватать – тут не докричишься, доводя команду до подчиненного. Оставалось изобретаемыми на ходу жестами напоминать им о последующих по регламенту подготовки ракеты действиях. Положение, конечно же, глупейшее: как можно быть уверенным, что твой взмах руками воспринят именно тем, кому ты его хотел адресовать, и понят правильно? Значит, необходимо подходить ближе, привлекать внимание, иногда касаясь плеча, чтобы получить кивком глазастой маски подтверждение, что координация действий отделений не разваливается.
Часть проверяющих вместе с подполковником Вагановым устроилась под козырьком навеса рядом с командирской будкой, часть разошлась по расчетам батареи, проверяя действия сержантско-солдатского состава. Никакого нового вмешательства со стороны инспекторов не происходило, что заметно успокоило лейтенанта Коростелева, и он уже более обдуманно продолжил переложение логики запомненного регламента подготовки ракеты к старту на выполняемую им импровизацию-пантомиму в противогазе. Запотевание стекол начинало мешать видеть происходящее, перед глазами все расплывалось, я ему же еще необходимо будет проверить нацеленность ракеты, выверяя в приборах градусы-минуты-секунды. Как это проделать, не сдвинув прибор неуклюжим движением головы в противогазе c торчащим перед носом фильтром?