Во время учебно-боевой работы в роли командира стартового отделения у лейтенанта Коростелева был любимый момент, перед самым завершением подготовки ракеты к условному старту, когда вскарабкавшись по отвесной лестнице на верхнюю площадку установщика нужно было проверить точность наводки на цель, и проделав несколько замеров и получив отчет «все в пределах допуска», у него оставалось несколько свободных минут до отвода техники от стартового стола и подчиненных в укрытие. Он любил в этот отрезок времени наблюдать с верхотуры весь стартовый комплекс: суетливо перемещается с места на место командир батареи, копошатся сослуживцы, выполняя свою часть предстартовой работы, гудят насосы, закачивающие топливо в ракетное чрево, а вокруг – необъятный простор огромного неба с окоемом сосновых верхушек, спокойно пролетающие птицы, нисколько не обеспокоенные происходящим. И лейтенант ощущал себя покойно и свободно и иногда прихватывал с собой плитку шоколада, которую они с сержантом Прохоровым с чувством выполненного долга разламывали пополам.
Но в сегодняшней роли начальника боевого расчета батареи лейтенанту такой перерыв не полагался, и продолжая отслеживать действия подчиненных вплоть до готовности к пуску ракеты он даже обрадовался, так как прозвучала команда «отбой!», и это был приказ не только на завершение работы в противогазах, но и на отмену учебно-боевой тревоги. Руководитель инспекции решил прекратить мучения и метания молодого лейтенанта? Подтянувшиеся из города капитан Туркин и другие офицеры восьмой батареи приняли на себя командование по возврату вооружений и оборудования в исходное состояние. Инспекторы такой же цепью, как вошли час назад на старт, покинули его в направлении столовой. Осталось дождаться позора разбора занятия.
При возврате ключей от ангара с ракетами в девятке кроме майора Северова и лейтенанта Исаева оказался подполковник Ваганов, он обратился к Коростелеву:
– Молодец, лейтенант! Что ж ты на вводные так плохо реагируешь? Команду «газы!» я дал специально, чтобы не было слышно, если бы ты сделал отклонение или ошибку в произнесении команд по регламенту, – он заговорщически подмигнул подчиненному и похлопал по плечу. – Так же полезное действие для предотвращения распространения запахов, сигнализирующих о нарушениях уставной дисциплины. Выпивку добывают рядовые, а тяжелое похмелье наступает у офицеров! Ну теперь не медли с написанием рапорта о переводе на кадровую службу!
– Вот так и бывает: самое ответственное дело всегда достается выполнять молодым! – подхватил настрой Ваганова майор Северов.
Озвученная похвала командира не вязалось с самооценкой Коростелевым проделанной работы, но прозвучал явный намек, что проступок сержанта Прохорова и нарушение им уставной дисциплины – уже не секрет для штабистов, по крайней мере.
Кошка Муська удовлетворенно щурилась и умывалась вслед лейтенанту – в суматохе внезапной проверки лейтенант Исаев не забыл выдать предусмотренный по расписанию завтрак. Торопиться куда-то, бояться провала, оправдываться не входило в стиль ее жизни, а положенное она принимала с красивым достоинством.
24
Чудо свершилось – последние становились первыми. Жизнь, такая негармоничная в стремлении выскочить из любых схем, как бы старательно ее туда не запихивали, преподнесла неожиданный сюрприз разломом связей, масштабов и традиционной логики. Никто не ожидал, что восьмую батарею во главе с двухгодичником в первый его выход дежурным начальником расчета поднимут по учебно-боевой тревоге, а уж тем более, что он справится с задачей на фоне провалов кадровых офицеров других батарей. Слух со скоростью телефонных звонков заполнил все пространство дивизиона. Коварный замысел бюрократов-штабистов сработал: бумажная работа по программированию обучения, проверке знаний и оформлению допусков для подменщиков-ответственных операторов техники была не в порядке. Подготовка ракеты к пуску не делается по принципу «эх, навались, кто остался», даже если она осуществляется в усеченном составе. Всему полагается быть в строгом соответствии с требованиями регламентов: оператор каждого агрегата должен пройти обучение, подтвердить свои знания и навыки зачетом, его допуск должен быть оформлен соответствующим приказом, списки личного состава должны показывать основную военную специальность каждого бойца, а также дополнительную, освоенную в соответствии с программой подготовки. Процесс это длинный: обучение проходит в батареях, а приказы и списки оформляются в штабе полка. Пятую батарею остановили на построении на стартовой позиции из-за запаха спиртного от одного из солдат, подмена которому не значилась в официально оформленных списках. В седьмой батарее на этом долгом бумажном пути не оказалась оформленной подмена отправленному с ракетой в техническую базу бойцу. Аналогичная проблема могла возникнуть и в расчете лейтенанта Коростелева, ведь он распорядился, чтобы установщиком вместо командированного с Ефимовым Володина управлял сержант стартового расчета, которого в критический момент отодвинул в сторону прапорщик Авдеенко. Но в восьмой батарее инспектора ничего этого не проверяли – такие недочеты в работе командира подразделения, рассчитывавшему убыть на обучение в академию, недопустимы. Все это было известно командованию, но такую информацию не распространяют среди младших офицеров и прапорщиков, которые были взбудоражены утренними новостями в расположении и пересказывали все, что узнали, с недоуменным пожиманием плечами. Свержение традиционного взгляда, слом шаблона выражались в том, что хвалили Коростелева сдержанно, просто искренне удивлялись, как происходило бы, если бы претендент на отчисление из института вдруг сдал сессию на одни пятерки. Все вокруг считали должным сказать о неожиданном успехе, подначивали отметить предстоящее повышение, рекомендовали не упускать такую возможность… А он, невыспавшийся, усталый, помятый после химкомплекта, ощущал во всем этом фальшь и обман, от которых хотелось спрятаться, зарыться куда-нибудь поглубже. Ситуация развивалась бесконтрольно, вызывая смятение и безотчетный страх, он ждал разоблачения и оглашения допущенных им ошибок, и этим ожиданием загонял себя в тупик. Лучше бы все закончилось быстрее. Прокручивание в голове ключевых моментов закончившегося учения изматывало. Перед глазами представала близкая к катастрофе сцена, которая врезалась в память, а он хотел бы ее забыть быстрее: верхняя площадка рамы установщика уперлась в ракету, пытаясь столкнуть ее со стартового стола, и только быстро накрученные удерживающие анкера в местах опоры о пяты предотвратили аварийную ситуацию. В ушах снова и снова воспроизводился скрежет, донесшийся с места контакта, который должен был привлечь внимание не только его, озвучивавшего без понимания записанные в регламент команды, но и приближавшихся к старту инспекторов. Впервые в жизни ему пришлось признать, как легко нормальная жизнь в долю секунды могла обратиться в безумие с превращением тебя в преступника, виновника смерти ни в чем неповинных людей, вызывая злобу и ненависть их близких. Оживление вокруг него разбивалось о пустые глаза человека, который только что вырвался из передряги. Если на стартовой позиции не отметили чрезвычайной ситуации, то рано или поздно разберутся, да и прапорщик Авдеенко оставался авторитетным свидетелем происшествия. На этом фоне нарушение устава сержантом Прохоровым имело меньшее значение, хотя и с ним еще предстояло провести воспитательную работу. Сумасшедшее напряжение спадало, но он еще ничего не воспринимал. Красивые слова «отдал всего себя» к данной ситуации не применимы, но он чувствовал, что ничего за душой не осталось. В голове всплывало распространенное сравнение с выжатым лимоном, и хотя в наших широтах лимоны редки и дороги, никто опыта их отжима не имел, разве что маленькими скибками добавлял в чай для аромата, люди часто использовали такой оборот, наверное, потому что это создавало непонятный визуальный образ и звучало загадочно. Странным образом в обычной речи сохранились фразеологизмы из давно отвергнутой эпохи, об обычаях которой и рассказать-то было некому, разве что прочитать в книжках. Виктору противно было выслушивать сдержанную похвалу, и приходилось терпеть обрушившееся на него внимание невыносимо притворного окружения. Хотелось все это сбросить, как перчатки после бала. Где те балы? В Доме офицеров, сохранившемся в здании дореволюционного офицерского собрания, их сменили дискотеки. При переходе в столовую ажиотаж вокруг него поутих, у каждого из поставленных на довольствие было чем занять себя. К сидящему в одиночестве ле