«Кабы знал, где упасть, соломки бы подостлал», — написал о случившемся Лермонтов. Император сразу же заметил ссыльного поручика, возмутился его присутствием и высказался по этому поводу бедняге Михаилу Павловичу, который в свою очередь уже на дух не переносил Михаила Юрьевича. Для обоих Романовых «развратник» на великосветском балу оказался все равно что красная тряпка для быка: император то и дело бросал яростный взор на опростоволосившегося офицера, а тот делал хорошую мину при плохой игре. Биографы все время пытаются представить дело так, будто ссыльный не имел права явиться пред очи монарха. И это тоже имело значение, но главное — Лермонтов был автором «Героя нашего времени» и «Демона»!
Недоброжелатели, в первую очередь Бенкендорф, немедля стали нашептывать Николаю I, что Лермонтов неисправим. И император согласился, однако из уважения к старушке Арсеньевой и к героям Кавказа высылать поэта прочь не стал. Лермонтов провел в Петербурге три месяца! Как записала позднее поэтесса графиня Евдокия Петровна Ростопчина (урожденная Сушкова) (1811–1858), «три месяца, проведенные тогда Лермонтовым в столице, были, как я полагаю, самые счастливые и самые блестящие в его жизни. Отлично принятый в свете, любимый и балованный в кругу близких, он утром сочинял какие-нибудь прелестные стихи и приходил к нам читать их вечером. Веселое расположение духа проснулось в нем опять в этой дружественной обстановке, он придумывал какую-нибудь шутку или шалость, и мы проводили целые часы в веселом смехе благодаря его неисчерпаемой веселости»[212].
Все радости закончились, когда 13 апреля поручика Лермонтова вызвал к себе дежурный генерал Главного штаба Петр Андреевич Клейнмихель (1793–1869) и приказал в 48 часов покинуть столицу! Михаил Юрьевич был потрясен, поскольку пребывал в надежде выйти в отставку. С этого времени поэта не оставляла мысль, что живым обратно в Петербург он более не вернется. С бабушкой Лермонтов так и не простился — старушка не смогла приехать в столицу из деревни по причине зимне-весеннего бездорожья.
Прощаясь, князь Владимир Федорович Одоевский, автор знаменитого «Городка в табакерке», дал Лермонтову большую записную книгу с дарственной надписью: «Поэту Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга с тем, чтобы он возвратил ее сами всю исписанную. Князь В. Одоевский, 1841, Апреля 13-е, СПБург». Книгу Одоевскому вернули 30 декабря 1843 г. другие люди, она была полна бессмертных шедевров русской поэзии, в том числе и духовной: «Выхожу один я на дорогу…», «Пророк», «Спор», «Сон», «Утес», «Они любили друг друга…», «Тамара», «Свиданье», «Дубовый листок оторвался…», «Нет, не тебя так пылко я люблю…», «Морская царевна»…
Существует предание, будто накануне отъезда Михаил Юрьевич посетил ту самую Александру Филипповну Кирхгоф, которая нагадала Пушкину гибель на 37-м году жизни от руки белого человека. Лермонтов якобы хотел узнать: дадут ли ему отставку? Кирхгоф ответила, что скоро его ожидает иная отставка, после которой он уже ничего желать не будет и в Петербург не вернется.
14 апреля 1841 г. Михаил Юрьевич Лермонтов выехал на Кавказ. Позднее, 30 июня 1841 г., в связи с отказом в награде вослед ссыльному было направлено распоряжение императора: «… дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своем полку».
Прежде всего возникает вопрос: как М. Ю. Лермонтов оказался в Пятигорске? Ведь ему и Столыпину (Монго) — они возвращались вместе — было строго предписано прямым ходом явиться в полк — в Ставрополь, а оттуда в Темир-Хан-Шуру[213]. Об этом не раз говорил знакомым и написал бабушке сам поэт.
Фактически Лермонтов и Столыпин (Монго) дезертировали. Как это произошло, впоследствии описал очевидец, ремонтер Борисоглебского уланского полка Петр Иванович Магденко (1817 или 1818 — после 1875), который лично подал им идею прогуляться в Пятигорск и даже подвез в своей коляске.
«На другое утро Лермонтов, входя в комнату, в которой я со Столыпиным сидели уже за самоваром, обратясь к последнему, сказал: «Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины (он назвал еще несколько имен); поедем в Пятигорск». Столыпин отвечал, что это невозможно. «Почему, — быстро спросил Лермонтов, — там комендант старый Ильяшенков, и являться к нему нечего, ничто нам не мешает. Решайся, Столыпин, едем в Пятигорск». С этими словами Лермонтов вышел из комнаты. На дворе лил проливной дождь. Надо заметить, что Пятигорск отстоял от Георгиевского на расстоянии сорока верст, по тогдашнему — один перегон. Из Георгиевска мне приходилось ехать в одну сторону, им — в другую.
212
Ростопчина Е. П. Из письма к Александру Дюма, 27 августа — 10 сентября 1858 г. // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1989.
213
Ныне печально известный город Буйнакск. С1834 г. укрепление Темир-Хан-Шуры было назначено местопребыванием командующего войсками в Северном Дагестане.