На следующий вечер после похорон, 18 июля, состоялся отложенный по причине грозы 15 июля бал князя Голицына в «казенном саду». Большинство дамочек, в их числе и Верзилины, тяжко «страдавших» и проливших немало слез по великому поэту, отменно повеселились и натанцевались до упаду. При этом всем им было «как-то не по себе»[247].
Вернувшись в Пятигорск, Глебов немедленно отправился к коменданту Ильяшенкову и доложил о случившемся. Бедняга комендант впал в истерику, бегал по комнате и со слезами в голосе кричал:
— Мальчишки, мальчишки, что вы со мною сделали!!!
Глебова и Мартынова тотчас арестовали. Глебов, как военный, был помещен на гауптвахту, Мартынова посадили в гражданскую тюрьму. Следующим утром арестовали и Васильчикова.
Генерал Граббе назначил следственную комиссию. В нее вошли: плац-майор подполковник Филипп Федорович Унтилов (1790–1857) (председатель, человек уважаемый, Георгиевский кавалер); М. П. Черепанов (заседатель Пятигорского земского суда); Марушевский (квартальный надзиратель); М. М. Ольшанский 2-й (и. о. пятигорского стряпчего) — они представляли судебные и гражданские власти. Негласно работой комиссии руководил начальник штаба Траскин, подключался к работе и глава кавказских жандармов А. Н. Кушинников. По мнению исследователей, именно Траскин способствовал согласованию показаний между подследственными в выгодную для них сторону. Известна записка секундантов Мартынову: «Сегодня Траскин еще раз говорил, чтобы мы писали, что до нас относится четырех, двух секундантов и двух дуэлистов», то есть он намеком запрещал вмешивать в это дело кого-либо другого. Кушинников же в следствие не вмешивался, но лишь докладывал обо всем Бенкендорфу. Показания подследственных не проверялись, им верили на слово.
Всего дело состоит из 27 документов.
Следствие было закончено 30 июля, но только 11 августа Ильяшенков дал делу дальнейший ход. В сентябре участь Мартынова и Васильчикова решал Пятигорский окружной суд. Процесс вел судья Папарин. И здесь произошел неожиданный казус — суд вздумал по-настоящему расследовать случившуюся трагедию, подозревая, что дуэли не было — было убийство!.. Вовремя пришло распоряжение Николая I освободить всех троих участников дуэли из-под ареста и предать военному суду «…с тем, чтобы судное дело было окончено немедленно и представлено на конфирмацию установленным порядком».
Императору Николаю I о гибели Лермонтова доложили в начале августа. Реакцию царя описали несколько свидетелей, но лучшим можно считать обобщающий пересказ Петра Ивановича Бартенева (1829–1912), опубликованный в 1911 г. в журнале «Русский архив»: «Государь по окончании литургии, войдя во внутренние покои кушать чай со своими, громко сказал: «Получено известие, что Лермонтов убит на поединке, — собаке — собачья смерть!» Сидевшая за чаем великая княгиня Мария Павловна (Веймарская, «жемчужина семьи»)… вспыхнула и отнеслась к этим словам с горьким укором. Государь внял сестре своей (на десять лет его старше) и, вошедши назад в комнату перед церковью, где еще оставались бывшие у богослужения лица, сказал: «Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит». Слышано от княгини М. В. Воронцовой[248], бывшей тогда еще замужем за родственником Лермонтова А. Г. Столыпиным[249]»[250].
Военный суд начался 27 сентября под председательством подполковника Монаенки. Он сразу согласился со всеми материалами следствия, и 30 сентября был вынесен приговор: всех троих приговорили к лишению чинов и прав состояния. Затем подсудимых освободили, а дело отправили на конфирмацию.
По мере продвижения в высшие инстанции приговор становился все мягче и мягче. Уже знакомый нам генерал-аудитор А. И. Ноинский составил честный объективный доклад по делу. Ознакомившись с ним, Николай I 3 января 1842 г. вынес окончательный приговор: «Майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию. Титулярного же советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной тяжелой раны».
Еще до вынесения приговора, в ноябре 1841 г., подсудимые по личному разрешению императора уехали из Пятигорска: Глебов и Васильчиков — в Петербург, Мартынов — в Одессу.
248
Мария Васильевна Воронцова (ур. Трубецкая) (1819–1895) — светлейшая княгиня, фрейлина Александры Федоровны; вторым браком супруга и наследница С. М. Воронцова, сына великого устроителя Новороссии и Крыма.
249
Алексей Григорьевич Столыпин (1805–1847) — первый муж М. В. Воронцовой, полковник лейб-гвардии гусарского полка.