«Завезенное в Россию издавна, масонство служило целям более чем сомнительным. Тайные организации, в которых рядовые «братья» ничего не знали о намерениях руководителей лож, уходили своими корнями за рубеж, а там, на самых высших «градусах», распоряжались люди, не имевшие ничего общего с просветительством, пышными ритуалами, христианством.
Русские понимали часто масонство на свой лад и, беря организационные основы его, создавали независимые общества, не признававшиеся международным масонством. Основателем одного из них был, например, скульптор Федор Петрович Толстой.
Был масоном граф Алексей Кириллович Разумовский. Его сыновья Василий и Лев Перовские[255] входили в «Военное общество», членами которого были многие будущие декабристы. Но потом пути их разошлись. 14 декабря 1825 года Василий Перовский оказался на Сенатской площади с новым царем, и его даже тяжело контузило поленом, которое кто-то бросил в свиту.
Василий Алексеевич с 1818 года был адъютантом великого князя Николая Павловича. Теперь он стал флигель-адъютантом, и впереди его ждала блестящая карьера. Он дружил с Пушкиным, а с Жуковским его связывали весьма трогательные отношения.
На нового царя уповали многие, и в числе их — Жуковский. Воспитателем нового наследника престола, будущего императора Александра II, был Карл Карлович Мердер[256]. Василию Андреевичу Жуковскому предложили заняться образованием царского сына. Он согласился, видя в том возможность привить будущему государю гуманные взгляды.
Жуковский сказал Николаю I, что наследнику было бы полезно иметь товарищей по занятиям. Были выбраны старший сын композитора графа Михаила Виельгорского — Иосиф и сын генерала, добродушный лентяй Александр Паткуль. Товарищами для игр стали Александр Адлерберг и Алексей Толстой, позже к ним присоединился юный князь Александр Барятинский.
Было ли это заранее согласовано Перовскими или случилось, когда Алеша с матерью уже приехали в Петербург, но с Красным Рогом пришлось распроститься надолго. И вообще вся жизнь Алексея Толстого прошла бы, возможно, совсем по-другому, если бы не близость к престолу, за которую впоследствии пришлось платить…»
Трудно согласиться с последними словами Жукова, но для нас важнее иное: тесное общение Алексея Константиновича на протяжении детских и юношеских лет с Иосифом Виельгорским (1817–1839). В литературе мне доводилось встречать утверждения, что в эти годы наиболее дружественные отношения сложились именно между Иосифом Виельгорским и Алексеем Толстым. Наследник держался от предложенных ему товарищей в стороне, и к лучшему — Александр был человеком мягкотелым, легко подпадал под дурное влияние и мог бы втянуть в свои дела и товарищей по играм: цесаревич, а затем император увлекался коллекционированием порнографических картинок, со всеми вытекающими из этого комплексами.
В 1838–1839 гг. Алексей Константинович жил в Риме. Там он подружился с Гоголем, опекавшим смертельно больного чахоткой Иосифа Виельгорского, и вместе с Николаем Васильевичем находился у одра умиравшего и при его погребении. Весьма символично! Фактически Алексей Толстой оказался у колыбели зарождавшейся Великий Русской Литературы — литературы богоискательства. Его собственное творчество во многом перекликается с богоискателями и необычайно близко по духу к творчеству Н. С. Лескова, хотя исследователи обычно указывают чуть ли не на подражание Н. В. Гоголю в ранних произведениях писателя — «Упырь», «Семья вурдалака» и особенно «Князь Серебряный». Впрочем, одно дело — жанр, тема и форма, и совсем иное — дух и мысль. Достаточно уже того, что Алексей Константинович неоднократно посещал Оптину пустынь и всякий раз был принят там старцами с великим уважением. Это, впрочем, не мешало ему серьезно увлекаться спиритизмом. До конца дней писатель оставался человеком великих противоречий.
«Алексей Толстой был необыкновенной силы: он гнул подковы, и у меня, между прочим, долго сохранялась серебряная вилка, из которой не только ручку, но и отдельно каждый зуб он скрутил винтом своими пальцами»[257]. Так писал Александр Васильевич Мещерский, приятель Алексея Константиновича в молодые годы. На его сестре Елене Мещерской Толстой намеревался жениться, но вмешалась мать, указавшая на их близкое родство, и от свадьбы пришлось отказаться.
255
Василий Алексеевич Перовский (1794–1857) — граф, генерал-адъютант Николая I. Герой войны 1812 г. С 1833 по 1842 г. и с 1851 по 1856 г. был генерал-губернатором Оренбургского края, и эти годы в истории региона называют «временем Перовского», или «золотыми веком Оренбургского края». Не имея детей, он до конца своих дней опекал Алексея Константиновича и, умирая, оставил ему все свое большое состояние.
Лев Алексеевич Перовский (1792–1856) — герой войны 1812 г.; сенатор, с 1841 г. министр внутренних дел Российской империи; с 1852 г. — министр уделов и управляющий Кабинетом Его Величества. Генерал-адъютант Александра II. После кончины Алексея Алексеевича Перовского именно Лев Алексеевич принял на себя главную о пеку над Алексеем Константиновичем и, невзирая на возраст опекаемого, не оставлял его до своей кончины, принуждая заниматься государственной службой и запрещая жениться на женщине «недостойного поведения». После смерти этого дяди Толстой тоже получил солидное наследство.
256
Карл Карлович Мердер (1788–1834) — генерал-адъютант, знаменитый педагог, главный воспитатель цесаревича Александра Николаевича; участник всех детских игр наследника, а следовательно, и Алеши Толстого.