Выбрать главу
Сколь велико, сколь пронзительно хотя бы это: Отцы пустынники и жены непорочны, Чтоб сердцем возлегать во области заочны, Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв, Сложили множество божественных молитв; Но ни одна из них меня не умиляет, Как та, которую священник повторяет Во дни печальные Великого поста; Всех чаще мне она приходит на уста И падшего крепит неведомою силой: Владыко дней моих! дух праздности унылой, Любоначалия, змеи сокрытой сей, И празднословия не дай душе моей. Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья, Да брат мой от меня не примет осужденья, И дух смирения, терпения, любви И целомудрия мне в сердце оживи.

19 октября 1836 г. Александр Сергеевич поставил заключительную точку в повести «Капитанская дочка» — высочайшем и светлейшем духовно-историческом прозрении русской литературы.

7

Гром грянул 4 ноября 1836 г. Утром Александр Сергеевич получил сразу три экземпляра анонимного письма на французском языке. Помимо него, такие же письма получили семь или восемь человек из так называемого кружка семьи Карамзиных — самых близких Пушкиным друзей в последние годы жизни поэта[142]. Содержание анонимки было следующим:

«Патент на звание рогоносца

Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина[143], единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером[144] великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена.

Непременный секретарь граф И. Борх»[145].

Прежде всего следует сказать, что Пушкин был не единственным в Петербурге, о ком распространяли подобные пасквили, отношение к ним в обществе было соответствующее — посмеялись и забыли. Биографы поэта слишком преувеличивают значение этого писания в последующих событиях — из-за анонимок не вызывали на дуэль! Как справедливо отмечал A.B. Трубецкой, «в то время несколько шалунов из молодежи, — между прочим Урусов, Опочинин, Строганов, мой consin, — стали рассылать анонимные письма по мужьям-рогоносцам. В числе многих получил такое письмо и Пушкин. В другое время он не обратил бы внимания на подобную шутку и, во всяком случае, отнесся бы к ней, как к шутке, быть может, заклеймил бы ее эпиграммой». Но дела приняли несколько иной оборот.

Особенность данной анонимки заключается в том, что при ближайшем рассмотрении она оказывается в не меньшей степени направленной против царствующей фамилии Романовых, чем против A.C. Пушкина. Уже один этот факт свидетельствует о том, что дипломат талейрановской школы[146] (I), ученик Меттерниха[147] и профессиональный служака с более чем двадцатилетним стажем работы на политическом поприще, каковым был барон Геккерен, никогда, ни при каких условиях и ни за какие награды ничего подобного позволить себе сочинить и организовывать распространение сочиненного не осмелился бы — на худой конец он сочинил бы что-то не менее действенное и пакостное, но без оскорбления особ монаршего дома. На то он и был высококлассным дипломатом при самых крупных европейских дворах, чтобы в любых своих действиях в первую очередь руководствоваться именно мнением и возможной реакцией монархов. Посланная Пушкину и его друзьям анонимка для дипломата однозначно становилась карьерным самоубийством, поскольку уже со времен Даниэля Дефо в серьезных державах, каковой бесспорно являлась и Россия, были налажены и контрразведка, и политический сыск и императору ничего не стоило выяснить, кто является автором и распространителем в придворных кругах антиправительственных писаний. Геккерен дураком или самоубийцей никогда не был, да и просто так отдаваться на милость Пушкину или кому-либо иному явно не собирался. Изощренные же построения особо ретивых пушкиноведов на тему сексуальных извращений посланника и его отчаянной борьбы за свое «маленькое счастье в постели Дантеса» свидетельствуют лишь об извращенности самих авторов этих построений, не способных отличить собственные комплексы от психологии европейского дипломата постнаполеоновской Европы.

Кто осмелился написать эту пакость — неизвестно по сей день. Николай I заниматься этим вопросом не пожелал. Существует несколько версий, но реакция Пушкина на пасквиль оказалась совершенно предсказуемой — Александр Сергеевич отослал вызов на дуэль Дантесу как наиболее доступному, хотя лишь косвенно причастному к насмешке виновнику предполагаемых «рогов»… Или в тот день поэт узнал о чем-то более серьезном?

вернуться

142

Факт, что пасквиль был послан исключительно друзьям поэта, а не его злейшим врагам, которые могли бы раздуть из него развлечение для всего Петербурга, позволил ряду исследователей выдвинуть версию, будто анонимка была сочинена самим поэтом с тем, чтобы в дальнейшем оправдать свой вызов Дантесу на дуэль. Предполагается, что с осени 1836 г. Пушкин обдумывал план убийства соперника, а француз дружил преимущественно с теми же людьми, что и Пушкин.

вернуться

143

Дмитрий Львович Нарышкин (1764–1838) — обер-егермейстер двора (таков был высший придворный чин в Российской империи); более известен тем, что его супруга Мария Антоновна Нарышкина (ур. Святополк-Четвертинская) (1779–1854) пятнадцать лет была фавориткой Александра I и родила от него четырех дочерей и сына. Всех детей Нарышкин признал своими.

вернуться

144

Коадъютер (правильно: коадъютор) — титулярный епископ, то есть имеющий сан епископа, но без епархии; когда епископ, возглавляющий епархию, впадает в физическую или духовную дряхлость, ему дается помощник — коадъютер.

вернуться

145

Иосиф Михайлович Борх (1807–1881) — граф, состоял в чине актуариуса (чиновник VIII класса). Он был женат на троюродной тетке Натальи Пушкиной — Любови Викентьевне Борх (1812–1848), славившейся легкомысленным и даже непристойным поведением в обществе. Красавицы Борх и Пушкина одновременно появились в свете в 1832 г., обе приглянулись Николаю I, причем их мужья почти одновременно стали камер-юнкерами, только Пушкину шел тогда 35-й год, а Борху — 25-й; впрочем, причины их назначения, по мнению ряда современных исследователей, были разные. P. S. По дороге на роковую дуэль А. С. Пушкин и К. К. Данзас встретили карету четверней, в которой ехали граф И. М. Борх с женой. Увидев их, Пушкин сказал Данзасу: — Вот две образцовые семьи. — И заметя, что Данзас не уловил шутку, он прибавил: — Ведь жена живет с кучером, а муж — с форейтором». Это был каламбур: под «кучером» поэт подразумевал Николая I, пол «форейтором» — министра народного просвещения и президента АН С. С. Уварова, известного гомосексуалиста. Ряд биографов поэта полагает, что изначально поверивший в пушкинскую версию о том, что пасквиль написан Геккереном-старшим, Николай I, прочитав эти гнусности уже после гибели поэта, возненавидел барона и сделал все, чтобы опорочить его во всей Европе.

вернуться

146

Шарль Морис Талейран-Перигор, герцог Бспевснтский (1754–1838) — прославленный французский дипломат эпохи Великой французской революции, Наполеона I и Реставрации; считается одним из основоположников современной дипломатии; его имя стало синонимом хитрости, дипломатической ловкости и беспринципности. Именно Талсйран, мудро сыграв на противоречиях в станс союзников, сумел отстоять интересы Франции в ходе Венского конгресса (1814–1815), завершившего эпоху Наполеоновских войн.

вернуться

147

Клемент Венцель Лотар фон Меттерних (1773–1859) — выдающийся австрийский политический деятель и талантливый дипломат. Его дипломатическая деятельность характеризуется как глубоко эгоистичная, но в сочетании с выдержкой, вежливостью и вкрадчивостью обращения. С1809 г. Меттеринх 38 лет был бессменным министром иностранных дел Австрии. После изгнания Геккерена из России барон вскоре стал послом Нидерландов в Австрии, при Меттсрнихе, и пробыл в этой должности 30 лет, став свидетелем отставки и кончины своего учителя.