Алексей Биргер
Тайны смотрителя маяка
Глава I
План страшной мести
Наверно, эта история могла бы и не произойти, если бы Фантик нас не довела…
Впрочем, я опять начинаю с разгону, а надо бы обо всем по порядку.
«Мы» — это я, Борис Болдин, и мой младший брат Ванька. Наш отец, Леонид Семенович Болдин, уже много лет является хозяином самого большого заповедника на северо-западе европейской части России, там, где системой Волго-Балта, соединяющей Волгу с Балтийским и северными морями, пронизан насквозь весь край озер, и сами озера стали частью этой системы судоходных каналов. Каналов, способных пропускать самые большие сухогрузы и туристские теплоходы, из тех четырехпалубных, что потом по открытому морю идут на Соловки. Отец официально называется главным смотрителем и главным егерем заповедника, а еще начальником научно-исследовательской биостанции при заповеднике. Главное, что он, как говорится, «один на все руки», и с ним, правителем огромного массива, всегда считалась любая власть, еще с тех времен, когда «гостевые» комплексы при заповеднике — комплексы туристско-охотничьих домиков — были объектами хозяйственного управления ЦК. Правда, тогда у отца были помощники и даже машина с шофером (о шофере — разговор особый), но сейчас все разбежались, потому что зарплату давно не платят. Но отец не горюет. Он считает, что так даже лучше — когда весь заповедник в его единоличном ведении. Иногда на биостанцию приезжают исследователи — старые друзья отца, в основном еще по биофаку, — занимаются экспериментами и наблюдениями, берут пробы воды и всякое такое. В такие времена отец бывает занят побольше, чем обычно, и возится вместе с приехавшими с большим удовольствием — «чтобы не совсем забыть науку», как он говорит.
В общем, наша семья состоит из отца, мамы, которая занимается домашним хозяйством и, когда надо, помогает отцу, потому что тоже выпускница биофака, нас с Ванькой и огромного волкодава — «кавказца» Топы, или, полностью, Генерала Топтыгина. Мы жили много лет в одном из гостевых комплексов, а недавно приобрели огромный старинный дом на острове. С одной стороны от острова по озеру проходит граница заповедника, а с другой, на «материковом» берегу, как мы это называем, находится Город, куда мы ездим по всякой надобности и где наша школа. Между островом и малой городской пристанью курсирует небольшой пароходик, типа паромчика, а зимой в Город можно просто ходить по льду. А если неохота идти на другой конец острова и ждать паромчика, то можно за десять минут добраться до Города на моторке, стоящей на берегу под самым нашим домом. При условии, конечно, что отец не объезжает на моторке заповедник.
Близились к концу летние каникулы, и к нам в гости приехали Егоровы поглядеть на наше новое жилье, которое они еще не видели. Егоровы — это дядя Сережа, тетя Катя и их дочка Фантик. То есть ее полное имя — Фаина, но никто ее так не называет. Дядя Сережа — тоже однокурсник отца. Он долго работал в научном центре при питомнике пушных животных, а потом, когда начались сбои с зарплатой и с деньгами на содержание питомника и зверям и людям пришлось совсем туго, дядя Сережа занял денег, задешево выкупил самых «доходяг» среди соболей, чернобурок и хорьков, сумел их выходить и выкормить и завел собственное пушное хозяйство. Года три, как его дела потихоньку шли на лад. Наш новый дом, с его каменным фундаментом, внутри которого скрывались необъятные сводчатые погреба, скатанный из огромных бревен и сверху донизу покрытый прекрасной старинной резьбой, привел их в восторг. А мы были рады увидеть Фантика. И все было бы прекрасно, но…
Нет, сначала все было нормально. То есть нормально, не считая того, что мы вляпались в очередные приключения, в которых оказались замешаны и Гришка-вор, и скупщики икон, и охотники за наследством, и еще много кто… Ну, об этих приключениях я уже рассказывал — в предыдущей повести, если вы ее читали. А Фантик влетела в эти наши приключения сразу по приезде — не успев опомниться, можно сказать, — поэтому у нее не было времени на свои прикиды. И лишь когда вся буча закончилась, мы заметили, наконец, что она сдвинула по фазе. Фантику отвели комнату рядом с нашей. На третий день ее пребывания мы заглянули к ней с утра и увидели, что на стене возле ее кровати прицеплен плакатик с изображением Леонардо ди Каприо и Кейт Уинслет — тот кадр из фильма, когда они милуются на носу «Титаника».
— Ты что, спятила? — спросил мой грубый братец.
— А что такое? — Фантик тут же напряглась, готовая перейти в контрнаступление. — Я в этот фильм просто влюблена!
— И в этого смазливого красавчика? — не унимался Ванька. Он созерцал плакатик, для пущего эффекта прищурив один глаз. С прищуренным глазом выражение его лица вообще получалось насмешливей некуда. Даже не насмешливым уже было, а я бы сказал, издевательским.
— Ну, знаешь!.. — Фантик закраснелась, от ярости или от смущения, трудно было сказать. — Ты на себя погляди!.. И совсем он не смазливый. Он настоящий художник, и герой к тому же, это по нему видно!
— Ага, такой художник… — вякнул Ванька.
— Тебе что, фильм не нравится? — спросила Фантик.
— Нет, катастрофа там классно сделана, — признал Ванька. — Но все эти любовные сопли… Убрать бы их — вообще было бы здорово!
— Ничего ты не понимаешь! — заявила Фантик. — А ты, Борь, как думаешь?
— Ну, по-моему, каждый может любить, что хочет, — осторожно ответил я. Мне надо было как-то утихомирить страсти, потому что я ведь был самым старшим в компании (на год старше Фантика и на три старше Ваньки), а и Ванька, и Фантик друг друга стоили, заводиться могли с пол-оборота, и уж если сцеплялись навроде разозленных котят, то тут только клочки летели. — Мы с Ванькой — не фанаты этого фильма, а ты — фанатка, вот и все. Твое право. Если бы ты повесила этот плакатик в общей гостиной, тогда да, пришлось бы снять, если бы кому-то это не понравилось. А в твоей комнате никто тебе не указ.
— Умеешь расшаркиваться и распинаться, дипломат хренов… — проворчал Ванька. — А по мне, все это… — Но он все-таки успел чуток охолонуть, пока я загибал свою речь, и, вместо того чтобы сказать очередную гадость, просто махнул рукой.
Словом, с плакатиком мы примирились. Хочет Фантик любоваться «сладкой парочкой» при пробуждении или ложась спать — действительно, ее право. Хуже оказалось другое. Фантик постоянно напевала под нос песенку из «Титаника». Обедает — напевает между ложками, разговаривает с кем-нибудь — напевает между словами, на прогулке напевает, у телевизора напевает… Даже взрослые несколько раз делали ей замечание, Фантик умолкала ненадолго, потом начинала вновь напевать, потом извинялась:
— Ой, простите, но это сильнее меня!.. Стоит чуть отвлечься — и опять напевается. И потом, я ведь не просто так напеваю, я, можно сказать, репетирую. Я хочу под эту мелодию выступить в следующей зачетной программе, вот, так сказать, и осваиваюсь внутри ее еще до того, как встану на коньки!
Фантик занималась в секции фигурного катания и считалась «подающей большие надежды».
Мы выдержали ровно сутки. Вечером следующего дня Ванька заявил мне, когда мы ложились спать:
— Все, она меня достала!.. Я не я буду, если не отыграюсь на ней за это свинство!
— Ты только того… полегче, — предупредил я. «Доставать» Ваньку не рекомендовалось никогда и никому. Взрывался он похлеще любой атомной бомбы.
— «Ла-ла ла-ла-ла…» — передразнил Ванька. — Я скоро не смогу слышать само слово «Титаник». Нет, надо ее как-то отучить.
— Как? — просто спросил я.
— Лучше всего, — задумчиво проговорил мой братец, — было бы устроить ей столкновение с айсбергом. Чтобы она сама побарахталась в ледяной воде — у нее бы мигом вся дурь из головы вылетела!
— Где ты возьмешь айсберг? — поинтересовался я.
— Айсберга не найти… — вздохнул Ванька. — Если бы была пора ледостава или ледохода, то за айсберг сошла бы крупная льдина. Но ведь сейчас август, так что какой лед!
Я внутренне порадовался тому, что сейчас август. С Ваньки бы сталось прокатить Фантика на лодке и так столкнуться с льдиной, чтобы Фантик загремела в воду. После этого ей было бы обеспечено воспаление легких, а нам — такой нагоняй, что представить страшно! И самое обидное, я бы под этот нагоняй попал абсолютно безвинно — для порядка и за компанию…