— Только пух и перья полетят, да? — кивнул Миша. — Алексей Николаевич собирался намекнуть им, что, если они не назовут этого «деда» по-хорошему, он заложит их твоему отцу.
— Гм… — Петька наморщил лоб. — Могут назвать, а могут и нет. Они жутко этого «деда» боятся!
— Так ты знаешь, кто это? — быстро спросил Миша.
Петька некоторое время глядел на него как кролик на удава, поняв, что проговорился.
— Ладно! — Миша хлопнул его по плечу. — Знаешь, но не скажешь, так? Не буду тебя пытать. В конце концов, повторяю, этот «дед» — забота не моего ведомства. У нас другие заботы. А его, надо полагать, многие знают, да?
— Почти весь берег, — неохотно ответил Петька. — В том числе и те, кто с ним дела не имеет, потому что не ворует. Как мы. Но никто вам не скажет.
Миша развел руками, изображая покорность судьбе.
— Что ж, такова местная жизнь… Все забыли этот разговор. И до «деда» когда-нибудь доберемся. А теперь — доверие за доверие. Что вам известно и что вы собираетесь делать?
— Ну… — Я обменялся со всеми взглядами и, убедившись, что разговор предоставляют вести мне, ответил за всех: — Прежде всего мы хотели поговорить с яхтсменами, что происходило вокруг, когда они снимали Птицына для «Силуэта». Или когда, уже с рассветом, они снимали лис. Но раз вы этим будете заниматься, то нам соваться не стоит.
— Не стоит, — кивнул Миша. — А дальше что?
— Очень много упирается в показания патруля, который видел лодку с человеком в ней, похожим на Птицына. Мы хотели выяснить, кто был начальником этого патруля. Не Адоскин ли, случаем.
— Нет, не Адоскин, — ответил Миша. — Это был патруль под началом Истокина Геннадия Владимировича…
— Значит, с ним и надо поговорить! — влез Ванька.
— Поговорить? — Миша отреагировал неожиданно резко. — Ни в коем случае! Слышите, ни в коем!.. — Увидев, как нас потрясла его реакция, он добавил более спокойным тоном: — Народ, связанный с этим делом, всего боится. А вы уже приобрели славу великих сыщиков. Еще вообразят, будто это я попросил вас шпионить, и тогда вообще замкнутся, отказавшись от всех показаний.
— Но мы думали, что с ним поговорит Петька… — заикнулся я. — Он все-таки лично заинтересован, потому что это касается его отца… И его расспросы будут выглядеть вполне естественно…
— Еще того лучше! — сказал Миша. — Они и так несколько нервничают, что им пришлось свидетельствовать против Птицына. Визит его сына они могут воспринять как скрытую угрозу от отца: мол, разберусь с вами, когда выйду!.. И тогда вообще все запутается.
— Неужели в водных патрулях работают такие трусы? — с презрением осведомился Ванька. — Ни за что не поверю! Как же они арестовывают нарушителей?
— Как-то арестовывают, — усмехнулся Миша. — В общем, суть в том, что я вам запрещаю вертеться вокруг этого человека!
— А можно нам повертеться вокруг смотрителя маяка? — спросил я.
— Это пожалуйста! — разрешил Миша. — Все, я побежал дальше. Хорошо, что заглянул к вам — сумел предотвратить ненужную самодеятельность.
Глава IX
Вторая лиса
Едва Миша ушел, Ванька уверенно сказал:
— Темнит он!.. Тут дело не в трусости патрульных, а в чем-то другом. Чтобы патрульные, которые та же милиция, боялись с нарушителями связываться — это ж курам на смех. Петька, ты знаешь этого Икотина… то есть Истокина?
Петька задумался:
— Этот начальник сказал, что Истокина зовут Геннадий Владимирович? Среди начальников патрулей есть Гена, и всего один. Фамилию я никогда не слышал, но, надо полагать, это он и есть.
— И что он за человек? — спросила Фантик.
— Вроде нормальный, — пожал плечами Петька. — Сам живет и другим жить дает.
Да, такой бы не стал останавливать лодку.
Взял бы на заметку на всякий случай, но без нужды пылить бы не стал.
— Почему же тогда Миша запрещает с ним разговаривать?
Петька хмыкнул.
— Потому что о нем говорят, что он того… — Он выразительно потер друг о друга большой и указательный палец.
— То есть? — не поняла Фантик.
— Ну, любит свою выгоду ловить. Известно, что он с нарушителей берет себе в карман, если случай позволяет. Берет, разумеется, меньше того штрафа, который они должны были бы официально уплатить, если б по акту и через сберкассу. Словом, всем хорошо.
— Ведь он не один на патрульном катере?.. — сказал я.
— Что-то к его рукам прилипает, чем-то он с подчиненными делится, — ответил Петька. — Он подчиненных подобрал себе под стать. Конечно, если что-то серьезное, они глаза закрывать не будут, а по мелочи отпустят. И так лучше, чем Адоскин, честное слово.
— Но при чем тут твой отец?.. — спросил Ванька.
— Кажется, я понимаю, — сказал я. — Если этот Истокин назовет Петьке сумму, за которую откажется от показаний, а Петькин отец эту сумму отыщет, то Истокин всегда найдет возможность заявить, что теперь точно понял: в лодке был не Птицын, а человек, похожий на него. То есть обратиться к Истокину — это показать свою заинтересованность.
— Может, это, а может, его сейчас проверяют и боятся спугнуть, — сказал Петька. — Насчет несения службы, соответствия доходов и так далее. Ему ведь со всех этих поблажек, которые он делает, на машину накапало. Не какую-нибудь, «Ауди». Хоть и старая «Ауди», потрепанная, но все-таки. Он всегда машину ставит возле пристани, когда на работу является, ведь их служебный причал сразу за причалом спасателей. Не видели, когда с пароходика сходили? Рыженькая такая машина, симпатичная… Вот я и думаю, что он мог заинтересовать и налоговую полицию, и ФСБ. Ведь проверкой работников всех таких служб эфэсбэшники занимаются, так?
— Здорово сечешь! — восхищенно сказал Ванька.
— Жизнь такая, что надо просекать, — хмуро ответил Петька. — Ну, словом, если он под наблюдением после покупки этой машины на непонятно какие шиши, то проверяют всех, с кем он встречается или заговаривает. И любой лишний человек — это лишние проверки, лишнее отвлечение сил. Действительно, можно им карты спутать.
— Ох, и злятся они, наверное, что именно он оказался свидетелем! — сказала Фантик. — Ведь теперь им надо следить, чтобы их наблюдение с милицией не пересеклось.
— Ну, я думаю, Миша с Алексеем Николаевичем этот вопрос отрегулировали, — сказал я. — Мне интереснее другое. Допустим, Петька, ты прав. Но ведь это значит, что если нам нельзя к нему обращаться, то проверить, под наблюдением он или нет, мы имеем полное право! Ты смог бы проследить, ходят за этим Истокиным какие-нибудь люди или нет?
— Раз плюнуть! — сказал Петька. — Прямо сейчас могу и взяться. Все равно делать нечего.
— А мы что будем делать? — спросила Фантик.
— Пойдем поглядим, как там наша лодка. Заодно можно навестить смотрителя маяка. До обеда два часа, все успеем.
— Тогда пойдем! — сказал Ванька. — Петька, если что…
— Сразу приплыву и все расскажу, — заверил Петька. — Мне кажется, — добавил он после паузы, — что если ФСБ следит за Истокиным, то по доносу этого чертова Адоскина! Он терпеть не может, когда кому-то живется лучше.
— Ну, это нам вряд ли поможет, — сказал я, выходя. — Если б с помощью этого можно было утереть нос Адоскину или заставить Истокина поточнее припомнить, что же он все-таки видел…
— Но если это нам мало поможет, то почему Петьке надо следить? — спросила Фантик.
— А вдруг найдется какая-нибудь зацепка? — ответил я. — Мы ведь как в тумане, слишком много неясного. Истокин и его экипаж — главные свидетели, поэтому надо постараться узнать о них как можно больше. Не помешает.
— Все верно, — поддержал меня Петька. — И вообще, интересно узнать, раскручивают его или нет.
Мы вышли во двор. Топа тут же с надеждой подскочил и завилял хвостом.
— Нет, Топа, нет, — сказал я. — Дом остается пустым, и ты должен его охранять… Не смотри так, я бы запер дом и взял тебя с нами, но не уверен, что мама с тетей Катей не забыли захватить ключи.
Топа с достоинством воспринял грустную новость и даже как бы малость приосанился: ведь дом оставался на его попечение, и он всегда воспринимал это как очень почетную и ответственную обязанность.