ВЛАСТЬ ОЛИГАРХОВ
Детство Ивана IV прошло при власти олигархов. По своим титулам и положению в обществе их можно было бы назвать аристократами. Со времен Древней Греции аристократическое правление считалось благом для страны как власть наилучших («аристос» по-гречески наилучший).
Однако феодальная знать на Руси, да и в остальной Европе, не относилась к числу наиболее честных, справедливых или образованных людей. Они обладали поместьями, землями, богатствами и были озабочены прежде всего сохранением и упрочением своего положения.
Они были олигархами (от греческого «олигос» – немногий, незначительный), а потому и устанавливали олигархическое правление, ориентированное на их собственные интересы.
Небольшое отступление. Вольно или невольно древние греки отделяли аристократию от олигархии. По сути получается, что олигархия – это не только власть немногих, но и незначительных, недостаточно пригодных для власти над государством. Само понятие «олигос» во многих случаях несет негативный оттенок; достаточно вспомнить такие понятия, как «олигеммия» (недостаток крови) или «олигофрения» – недостаток ума.
Олигархическое правление неизбежно сопряжено с борьбой кланов, семей, групп. Начинается нескончаемый дележ «государственного пирога», богатств страны. Интересы народа и государства при этом отходят на задний план, если вообще принимаются в расчет. Нередко преимущества получают те, кто имеют поддержку извне, от влиятельных иноземцев или государств. Сознательно подрывается авторитет центральных государственных структур.
Корыстные олигархические кланы Глинских, Бельских, Шуйских, Воронцовых не только растаскивали, расхищали богатства страны, но и ослабляли ее обороноспособность, внешнеполитические позиции перед лицом сильных врагов: крымских татар, Казанского и Астраханского ханств, Польши и Ливонского ордена.
Тогдашние олигархи (в отличие от некоторых нынешних) не были тесно связаны с внешними антирусскими силами, хотя объективно играли предательскую роль. Впоследствии их наследники в Смутное время (тушинцы, семибоярщина) вступили в открытый союз с врагами Русского государства.
Впрочем, и тогда, в первой половине XVI века, у них были предшественники.
Так, Семен Бельский бежал в Польшу и стал выполнять поручение польского короля Сигизмунда Августа: натравливать крымских татар на Русь. С этой тайной миссией Бельский обосновался в Бахчисарае, столице Крымского ханства, и строил козни против своей родины.
Осенью 1540 года Бельский писал польскому королю, что ему удалось предотвратить поход крымчаков на Литву, направив их против Москвы. Не исключено, что предатель преувеличивал эти свои заслуги, но важен сам факт его активных действий против Руси. Сигизмунд поблагодарил своего «верного и доброго слугу», прислав ему денежное вознаграждение (королева присовокупила и свой дар).
В июле следующего года Бельский отчитывался перед своим благодетелем, что действовал «не жалея горла своего, чтоб только оказать услугу вашей королевской милости». Писал, что три раза поднял нагаев на Москву, натравил на нее крымского хана, «воспленил, воспалил, вывел людей, вынес добро, вред большой наделал, города побрал, выпалил, выграбил».
Крымский хан Саип-Гирей, его креатура казанский хан Сафа-Гирей опустошали Русь до Костромы и Мурома. И способствовал этому русский князь Семен Бельский.
А в 1539,1540 и 1541 годах гнал этих захватчиков, грабителей и насильников с русских земель, возвращая награбленное и освобождая пленников, царевич Шиг Алей – глава изначально союзных Руси касимовских татар, «инородцев», как их презрительно называли до Октября 1917 года. Хотя, как известно, немало русских дворянских родов имело татарские корни.
Инженер и архитектор Петр Фрязин, потомок итальянских зодчих, участвовавших в строительстве Московского Кремля, после смерти Елены Глинской бежал в 1538 году за границу. На допросе в Ливонии объяснил мотивы побега так: «Как великого князя Василья не стало и великой княгини, а государь нынешний мал остался, а бояре живут по своей воле, а от них великое насилие, а управы в земле никому нет, а промеж бояр великая рознь… В земле Русской великие мятеж и безгосударство» (отрывок из розыскного дела о побеге за границу Петра Фрязина).
Сам Иван Грозный выделил следующие основные черты смутного периода своего детства:
1. Использование олигархами малолетнего сироты, выступающего в роли царя, для своих целей, словно царство вовсе не имеет государя («подвластным нашим хотение свое улучшившим, еже царство безо владетеля обретоша»).
2. Захват олигархами – княжатами и боярами – власти в свои руки («свое хотение во всем улучиша и сами убо царьствовати начаша»).
3. Борьба между олигархическими кланами ради богатства и власти («сами же ринушася богатству и славе, и тако наскочиша друг на друга»).
4. Разгром централизованного государственного аппарата («кашко бояр и доброхотных отца нашего и воевод избиша»).
5. Захват земельных наделов, деревень, имений («дворы, и села, и имения… восхитиша и водворяшися в них»).
6. Расхищение государственной казны, финансов («Что же убо о казнах родительского ми достояния? Вся восхитиша лукавым умышлением»).
Мы имеем дело, в сущности, с общей характеристикой едва ли не всех смутных периодов отечественной истории, которые прямо или косвенно были сопряжены с попытками введения олигархического правления. В далеком прошлом это была боярская олигархия. Она духовно травмировала смутами не только маленького Ивана IV, но и Петра I, а позже возродилась в период дворцовых переворотов в виде «затейки верховников».
Позже олигархия была уже не боярской и возглавляла различные части расколотого Белого движения (порой под иноземным патронажем, как это было с адмиралом Колчаком) в 1917-1920 годах. А уже при советской власти партийные олигархи КПСС бросили великую державу в хрущевскую слякоть и брежневское болото, а позже довели до полного развала.
Однако вернемся в ХVI век. Публичные казни и тайные убийства, аресты и высылки из Москвы стали обычными для этого времени. Центральные государственные структуры утрачивали свое значение. Ослаб контроль над регионами. Возглавлявшие их наместники усилили свой произвол, пользуясь благоприятным моментом: «свирепи аки лвове, а людие его, аки зверие, дивии до крестьян». Неудивительно, что начались крестьянские восстания.
Из-за неурожаев в городах росли цены на хлеб. Частые и губительные для деревянных построек пожары добавляли горя бедноте – «черным людям». Так московский пожар 1547 года, начавшийся 21 июня на Воздвиженке, вскоре охватил тысячи строений: «потече огонь яко молния».
Дым заполонил Кремль, и митрополит Макарий чуть не задохнулся в Успенском соборе. Его вывели через потайной ход к Москве-реке, но и там «бысть дымный дух тяжек и жар велик». Владыку обвязали наспех веревками и стали спускать к воде, да веревки оборвались. В конце концов чуть живой Макарий нашел спасение в Новинском (Новодевичьем) монастыре. А в Кремле грохотали взрывы и рушились стены в тех местах, где хранилось «зелие пушечное». В городе была паника. Испуганные кони вырывались из конюшен, сбивая на своем пути бегущих в дыму людей. За10 часов пожар истребил основную часть города.
Несчастные люди бродили по пепелищу в поисках пищи и какого-нибудь добра. У многих помутился рассудок («восколебашеся аки юроди»). И неудивительно, что через несколько дней вспыхнуло восстание, Москва оказалась в руках «черных людей», и они решились даже пойти вооруженной толпой к молодому царю Ивану IV, находившемуся в селе Воробьеве.
Как вспоминал позже Иван Грозный, вид возмущенной толпы привел его в ужас: «Вниде страх в душу мою и трепет в кости моя».
В древности во многих странах стихийные бедствия связывались с гневом Божиим, указывающим на неправедность высшей власти. Но русский царь еще был молод и нетвердо держал бразды правления в своих руках. Недовольство бедноты могло быть направлено и на олигархов того времени. Однако они оказались предусмотрительными и пустили слух, что пожар вызван колдовством бабки царя Анны Глинской.