Хотя исчерпывающее объяснение символики этой алтарной купели было бы преждевременным, давайте остановимся лишь на некоторых символических соответствиях. Фасады готических соборов обычно украшаются аркой, которая также воспроизведена на упомянутом Фулканелли жертвеннике в особняке Лальемана. Здесь же, на витражном стекле XV в., что над алтарем, изображена роза с пятью лепестками. Буква Л, соответствующая перевернутой Альфе, повторяет начертание букв А на Андайском Кресте. Как показано на алтарной купели на иллюстрации 2.7., к началу III в. сокровенная тайна стала более абстрактной и ортодоксальной. Вместо креста-анк с цветущей розой мы находим равноконечный крест, который заменил собой также и Древо Жизни. Вскоре этот образ трансформируется в монограмму ХР, которая характерна для эпохи христианской империи.
Как только в V–VI вв. Римская империя распалась на части, восстали из небытия многочисленные полухристианские-полугностические группировки. Как бы там ни было, но и центр гностических учений — Александрия и Восток в целом потеряли связь с Западом, где среди гностиков сохранился символ анка с розой, который со временем развился в розовый крест и стал определяющим символом ушедшей в подполье европейской эзотерики. Намек Фулканелли относительно розового анка с крышки саркофага в Сен-Оноре в Арле явно отсылает нас к христианскому Провансу середины I в., а также, хотя и не столь явно, к истоку легенд, окружающих Святой Грааль.
В VII в., когда Европа все еще переживала Темные века, со стороны Аравии повеял легкий бриз; это заявила о себе новая историческая сила — ислам. Арабские ученые открыли для себя греческую мудрость, которая давно уже была забыта на Западе. Джабир, арабский философ VIII в., собирал свидетельства о древней алхимической премудрости, из которых и был составлен первый капитальный труд, ставший краеугольным камнем будущих изысканий в области алхимии. Алхимики из числа исламских суфиев в X–XI вв. сотрудничали с еврейскими каббалистами из Испании и возродили медицину и философию.
Из этого же источника черпал знания и французский монах Герберт д’Орийяк, учившийся в Испании, а впоследствии ставший папой Сильвестром II. По его инициативе зародилось движение, выразившееся в целом ряде событий, которые несколько веков спустя привели к зарождению орденов крестоносцев, к гонениям катаров и к готическому Возрождению. Все эти книги в камне, все фасады величественных соборов в сжатой и лаконичной форме выражают учение алхимии и гностическую эсхатологию, которые лишь внешне изменились, переодевшись в одежды христианства, как и алтарные купели из Луксора II в.
Ко времени прихода крестоносцев арабы значительно опережали Запад в развитии. Зная это, некоторые крестоносцы, среди которых были и хронисты папы Сильвестра II, проявили достаточно ума и расторопности для того, чтобы не упустить ни малейшей возможности поближе познакомиться с арабской культурой и усвоить все, что только было возможно. Часть усвоенного ими относилась к области тайных знаний. Тамплиеры, являвшиеся вооруженным отрядом ордена Богоматери горы Сион, к XIII в. стали основными хранителями тайного знания.
Когда в начале XIV в. тамплиеры были запрещены, их тайное учение распалось на фрагменты, из которых, казалось, уже невозможно составить единое целое. Восприемниками алхимической традиции, мысль о которой едва брезжила в общественном сознании, стали появившиеся в начале XVII в. розенкрейцеры — научная элита своего времени. Спустя еще одно столетие алхимия преобразилась и стала называться химией, а тайное учение оказалось собственностью розенкрейцеров, масонов и оккультистов.
Подземное течение: от эпохи «черной смерти» — к ФулканеллиД-р Уинн Весткотт, занимавший с 1887 по 1898 г. пост судмедэксперта лондонского Сити, был масоном, розенкрейцером высокого посвящения и одним из основателей герметического ордена Золотой Зари, самой значительной оккультной организации в Англии XIX в. В лекции по алхимии, прочитанной им в 1890 г., он обращается к нам: «Никогда и ничему не научишься, слушая многословные речи. Свет денницы может озарить любого из вас — чудеса случаются, когда их менее всего ждешь». Эти слова свидетельствуют о том, что он по меньшей мере понимал, что в основании алхимии лежит глубокая гностическая тайна.