Под потолком золотого купола, сооруженного Баки Фуллером, крутили короткометражный фильм «Взгляд на США». Его авторы, дизайнеры Чарльз и Рэй Имз, спроектировали для этого семь гигантских экранов. Мама стояла с открытым ртом и хлопала глазами, глядя на нарезку из 2200 фотографий, представлявших «типичные» будний и воскресный дни в американском пригороде. Завершалось все долгим кадром с цветами.
«Незабудки…» — прошептала мама вместе с зачарованной толпой.
За куполом в Стеклянном павильоне расположилась империя домашней утвари. Внутри была образцовая квартира, снаружи — образцовый дом. Публика пожирала глазами «корвет» и «кадиллак». Ломала голову над абстрактными экспрессионистскими полотнами, тащила книги с экспозиции и вытягивала шею в диснеевском круговом кинотеатре «Циркорама», где показывали «Путешествие по Западу». По подиумам шествовали манекенщицы, играл декадентский джаз, американские экскурсоводы с вечными улыбками отвечали посетителям на беглом русском. У маминого близкого друга Радика был роман с экскурсоводшей. Мама никак не могла привыкнуть к несоветской прямоте американки и к ее фантастически большим зубам.
В этих декорациях в день показа для прессы, 25 июля, между Никитой и американским вице-президентом Ричардом Никсоном развернулась спонтанная полемика, известная как «Кухонные дебаты». Напряженной была ситуация с Западным Берлином — Запад требовал свободного доступа к городу, фактически окруженному Восточной Германией. Хрущев к тому же волновался из-за принятого Конгрессом США ежегодного обновления резолюции о «порабощенных народах», в которой упоминались страны — сателлиты СССР. Он держался задиристо и демонстрировал, что не впечатлен зрелищем американского изобилия. Никсон, в свою очередь, стремился в 1960 году выдвинуться в президенты от республиканцев. Ему нужно было выглядеть крутым.
Спектакль в Сокольниках шел по такому сценарию:
Павильон телестудии RCA. Полдень
НХ (Никита Хрущев) в соломенной шляпе дразнит PH (Ричарда Никсона), рассказывая, как Россия скоро превзойдет Америку по уровню жизни. Машет ему рукой «пока-пока», будто уже обогнал США, хохочет в камеру.
Киоск с пепси-колой. Середина дня
PH угощает НХ единственным товаром, который американцам разрешили предлагать посетителям. Через некоторое время «пепси» станет первым американским продуктом, доступным в СССР. «Очень освежает!» — смеется НХ. Выдувает шесть бумажных стаканчиков. Советские мужчины спрашивают, не опьянеют ли они от пепси-колы. Женщины утверждают, что русский квас вкуснее. Несколько скептиков заявляют, что «пепси» пахнет бензолом или гуталином. За шесть недель советские люди «с отвращением» выпили три миллиона стаканов. Деревенские бабушки с молочными бидонами выстаивали очередь по несколько раз, пока не падали в обморок, — только бы привезти домой, в колхоз, выдохшуюся теплую пепси-колу. Мама, как и все остальные, много лет хранила бумажный стаканчик как реликвию.
Кухня в «Сплитнике». Чуть позже
НХ и PH снова сцепляются рогами, на этот раз в кухне типового сборного дома под названием «Сплитник» (так как он был разделен — split — специальным коридором для экскурсий). Ослепительно белая стиральная машина! Сверкающий холодильник! Коробка мыльных мочалок!
НХ (врет). Вы, американцы, думаете, что русских эти вещи поразят. А на самом деле во всех наших новых домах стоит такое оборудование.
PH (тоже врет). У нас нет намерения поразить русских людей.
На известном фото с дебатов в сопровождающей Хрущева толпе виден крючконосый Микоян, который в тридцатые годы пытался заполучить рецепт кока-колы, и молодой бровастый бюрократ, некто Леонид Брежнев.
Кухня чудес RCA. Вечер
После раннего ужина с калифорнийским вином участники дебатов осматривают еще одно, гиперфутуристическое жилище. Посудомоечная машина ездит по рельсам. Робот-подметальщик управляется удаленно.
НХ (язвительно). А у вас нет такой машины, которая бы клала в рот еду и ее проталкивала?
Позже секретный опрос показал, что русских не слишком впечатлила «Чудо-кухня». Опрошенные поставили ее на последнее место. На первом оказались джаз и диснеевская «Циркорама». Ну и что? В США эту выставку объявили лучшей пропагандистской кампанией за всю историю холодной войны.
Мама в опросе не участвовала. Но к своему удивлению и смятению обнаружила, что ей не нравится кухня. Даже наоборот — там она почувствовала себя еще более одинокой и подавленной. Ей хотелось полюбить американскую выставку, отчаянно хотелось. Она рассчитывала, что зрелище чистой беспримесной заграницы, укрепит ее дух, излечит и от социалистической хандры, и от более глубокого и мучительного сердечного недуга. Но много дней спустя она продолжала представлять себе ужас жизнерадостных американских домохозяек, запертых среди фантастических холодильников и стиральных машин. Она ни за что не смогла бы представить себя готовящей щи «пот-о-фё» в ослепительных стальных кастрюлях. Этот образ счастья — с пластиковыми переключателями, яркими пакетами апельсинового сока, вычурно украшенными и неестественно высокими американскими тортами — казался таким же жалким и фальшивым, как рецепты из «Книги». Он осквернял мамину интимную, личную мечту об Америке. В любом случае домашнее счастье, будь оно социалистическим или капиталистическим, казалось еще недостижимее, чем обычно. Мама время от времени съедала ломоть черного хлеба с колечком сырого лука — больше ничего — и забиралась под кусачий бежевый шерстяной плед с сине-зеленым томиком «В сторону Свана». Спутник. Советы украли это милое русское слово и закрепили его за блестящим металлическим шаром, несущимся сквозь черный космос. Сван, страдающий по неверной Одетте, был маминым спутником в несчастье. О Сергее так и не было ни слуху ни духу.