По вопросу о «стратегическом выигрыше» Сталина благодаря передвижке границы на 200–250 км Л. Д. Троцкий еще в 1940 г. высказал такое суждение: «Гитлер разрешает свою задачу по этапам. Сейчас в порядке дня стоит разрушение Великобританской Империи. Ради этой цели можно кое-чем поступиться. Путь на Восток предполагает новую большую войну между Германией и СССР. Когда очередь дойдет до нее, то вопрос о том, на какой черте начнется столкновение, будет иметь второстепенное значение»[141]. В конечном итоге автор пришел к следующему выводу: «Выгоды, полученные Москвой, несомненно, значительны. Но окончательный счет еще не подведен. Гитлер начал борьбу мирового масштаба. Из этой борьбы Германия выйдет либо хозяином Европы и всех ее колоний, либо раздавленной. Обеспечить свою восточную границу накануне такой войны являлось для Гитлера вопросом жизни и смерти. Он заплатил за это Кремлю частями бывшей царской империи. Неужели это дорогая плата?»[142].
Что же выиграла гитлеровская Германия? Как подтвердили последующие события, она действительно сполна использовала благоприятные возможности, открытые ей договором. Предпринимая агрессию против западных стран, Гитлер был спокоен за свой стратегический тыл на Востоке. Давая оценку развитию советско-германских отношений к началу 1940 г., статс-секретарь МИД Вайцзеккер сказал, что «безопасный тыл на Востоке означает для нас в настоящее время очень много»[143].
К июню 1941 г. вермахт оккупировал или подчинил своему влиянию 11 стран, т. е. практически всю континентальную Европу за пределами СССР, на территории которой проживало 283 млн. человек. Это означало, что разрыв в таком важном стратегическом факторе, как численность населения между Германией и СССР, изменился в пользу Германии. Кроме того, благодаря этим территориальным захватам Германия значительно смягчила негативные последствия экономической блокады со стороны Франции (до июня 1940 г.) и Великобритании и, используя поставки стратегического сырья из Советского Союза, смогла в полную меру развернуть свой военно-промышленный потенциал. Как справедливо указывают германские историки, советские поставки зерна, нефти, цветных металлов и хлопка прибывали в Германию аккуратно и представляли собой ценный вклад в военный потенциал Германии. Да и сам Гитлер говорил своим генералам 22 августа 1939 г., что «Восток нам присылает все, в чем мы нуждаемся». С сентября 1939 г. до середины 1941 г. Германия резко увеличила за счет ограбления оккупированных стран свои запасы сырья и материалов: по углю – в 2 раза, железной руде – в 7,7, медной руде – 3,2, по зерновым культурам – в 4, по количеству крупного рогатого скота – в 3,7, а нефти – в 20 раз. Это означало, что к июню 1941 г. по экономической мощи Германия превосходила Советский Союз в несколько раз[144].
По данным Л. Д. Троцкого, уже к весне 1940 г. Советский Союз уменьшил тяжесть экономической блокады Германии не менее чем на 25%, а может быть, и значительно больше[145].
Германия сумела существенно увеличить свои вооруженные силы, коренным образом реорганизовать и оснастить их достаточным количеством боевой техники и вооружения. В ходе военных кампаний 1939–1941 гг. гитлеровский вермахт приобрел немалый боевой опыт. Были проверены и уточнены военно-теоретические концепции, испытаны новые образцы оружия и боевой техники, принципы организации и боевого использования различных видов вооруженных сил и родов войск. В этот период вермахт вел боевые действия в разнообразных географических и климатических условиях от Норвегии до Греции. Красная Армия подобным опытом не располагала, а специфические театры военных действий – на реке Халхин-Гол, в советско-финляндской войне и в гражданской войне в Испании – совершенно не походили на тот театр, на котором позже развернулись сражения Великой Отечественной войны. Кроме того, там действовали ограниченные контингенты войск или просто небольшие группы военных советников.
Что касается самой Германия, то опасность ее нападения на СССР в 1939 г. Сталиным сильно преувеличивалась. К такой войне она не была готова и, подчеркиваю, в то время не имела против СССР никаких разработанных агрессивных оперативных планов. Известны слова заместителя начальника оперативного управления ОКВ генерала В. Варлимонта о том, что германская армия никогда не была так плохо подготовлена к войне, как в 1939 г.: не хватало боеприпасов, тяжелых танков, автомашин, средств связи и железнодорожных войск. Было плохо с подготовленными резервами, особенно среди офицерского состава[146]. В 1938–1939 гг. Гитлеру удавалось добиваться успеха в своих внешнеполитических авантюрах преимущественно шантажом. Это, кстати, признавали и его генералы. Лишь позднее Германия обрела реальную военную силу.
Германия в 1939 г. не в состоянии была вести войну на два фронта, что оказалось бы неизбежным, если бы Гитлеру не удалось обеспечить благожелательную позицию Советского Союза[147]. Утверждается, что от авантюриста Гитлера можно было всего ожидать, что показала агрессия против СССР в 1941 г., когда Англия продолжала сопротивление. Но, во-первых, любой авантюризм имеет какие-то свои пределы, за которыми начинается безумие, и германские милитаристы вряд ли пошли бы на этот самоубийственный шаг. И во-вторых, вооруженную борьбу с июня 1941 г. и по крайней мере до осени 1942 г. применительно к Германии вряд ли можно назвать войной на два фронта: ведь Англия, по существу, на некоторое время прекратила борьбу на континенте и находилась в крайне тяжелом положении.
А. Н. Яковлев, выступая на втором Съезде народных депутатов СССР, справедливо отмечал, что всесторонний анализ этой проблемы пока отсутствует, но «все же документы говорят, что советская политика строилась тогда чаще на оперативных сообщениях, нежели на глубоких стратегических выкладках».
В некоторых статьях советских историков встречаются утверждения, будто независимо от наличия советско-германского договора Германия все равно напала бы на Польшу и разгромила бы ее и вермахт оказался бы непосредственно у границ Советского Союза, который находился бы к тому же в международной изоляции[148]. Утверждается также, что в подготовке агрессии Гитлер зашел слишком далеко, чтобы без политического риска отказаться от своих планов. Однако предыдущие и последующие события подтверждают, что фашистский диктатор не всегда жестко связывал себя с заранее принятыми решениями, если для их осуществления не было благоприятных условий. Так, приняв решение о наступлении на западном фронте сразу же после поражения Польши, т. е. 12 ноября 1939 г., он откладывал его 29 раз и оно началось лишь в мае 1940 г. Несколько раз откладывалась агрессия против Югославии и Советского Союза[149].
Обосновывая неизбежность советско-германского договора о ненападении, некоторые авторы ссылаются на тот факт, что Англия и Франция еще раньше заключили с Германией аналогичные «договоры о ненападении». Комиссия по политической и правовой оценке советско-германского договора, к сожалению, также пришла к такому же выводу: если бы обе страны подписали только один договор без секретных протоколов, то он, по мнению Комиссии, только пополнил бы обширный каталог аналогичных договоров, которыми Германия была связана с Польшей (1934), с Англией и Францией (1938), с Литвой, Латвией и Эстонией (1939)[150].
Действительно, в январе 1934 г. было заключено германо-польское соглашение о мирном разрешении споров. Англо-германская декларация была подписана 30 сентября 1938 г. Чемберленом перед его отъездом из Мюнхена и аналогичная ей германо-французская декларация – 6 декабря 1938 г.[151]
146
См.: Gorlitz W. Der deutsche Generalstab. Geschichte und Gestalt. 1657–1945. Fr. a M. S. 494.
151
См.: Документы и материалы кануна второй мировой войны 1937–1939 гг. M., 1981. Т. 1. С. 241, 257.