Диапазон не только форм, но и существа видов оккупации расширится, если учесть, что в последние месяцы второй мировой войны и в послевоенные годы Советский Союз и другие государства антигитлеровской коалиции в побежденных странах: Германии (включая и Австрию), Италии и Японии – также осуществляли свои оккупационные функции, обусловленные решениями ряда международных конференций и находившиеся в полном соответствии с принципами международного права.
Таким образом, если этот исторический опыт экстраполировать на события в Прибалтийских странах, то трудно прийти к какому-то определенному научно обоснованному и международно-правовому заключению. Здесь обязательно следует учитывать политические соображения. Если за «образец» взять австрийский вариант, то можно признать наличие в странах Прибалтики тех или иных элементов оккупации, которые не исчезли и с их включением в состав Советского Союза. Но если иметь в виду более типичный для второй мировой войны немецко-фашистский вариант оккупации, который характеризовался такими признаками, как территориальное расчленение стран, полная ликвидация государственного суверенитета, экономический грабеж, бесправие народа, геноцид, отсутствие избранных свободным волеизъявлением населения демократических органов власти и наличие специфических оккупационных органов управления, то рассматриваемые в совокупности эти признаки к ситуации в Прибалтийских странах в 1939–1941 гг. в полной мере не подходят.
В этой связи в принципе понятен тезис Декларации по вопросу государственной независимости Эстонии, принятой на Республиканском собрании народных депутатов ЭССР всех уровней 2 февраля 1990 г. о том, что «после окончания второй мировой войны в соответствии с общепризнанными принципами Атлантической хартии в качестве самостоятельных государств были восстановлены все государства, оккупированные во время войны воюющими странами, – все, кроме трех членов бывшей Лиги Наций, трех Прибалтийских государств, одним из которых является Эстония». Понятно также и требование Декларации о том, что «никогда больше решения и соглашения великих держав не должны определять судьбу малых народов и государств»[731].
При определении военно-политического характера советской акции в Прибалтике в рассматриваемые годы следует признать, что это была аннексия, осуществленная сталинским руководством СССР в интересах расширения территории страны и получения военно-стратегических преимуществ. Как известно, принятый в ноябре 1917 г. II Всероссийским съездом Советов Декрет о мире дал следующее определение аннексии: «Под аннексией, или захватом чужих земель, правительство понимает, сообразно правовому сознанию демократии вообще и трудящихся классов в особенности, всякое присоединение к большому или сильному государству малой или слабой народности без точно, ясно и добровольно выраженного согласия и желания этой народности, независимо от того, когда это насильственное присоединение совершено, независимо также от того, насколько развитой или отсталой является насильственно присоединяемая или насильственно удерживаемая в границах данного государства нация. Независимо, наконец, от того, в Европе или в далеких заокеанских странах эта нация живет»[732].
В условиях современных коренных преобразований в СССР появились реальные возможности того, что народы Литвы, Латвии и Эстонии изберут сами приемлемые для них общественный строй и форму государственной власти. И они воспользовались этой возможностью. После длительной и упорной борьбы этих стран за свою независимость Государственный совет СССР на своем первом заседании 6 сентября 1991 г. вслед за 50 другими государствами мира признал независимость Латвийской Республики, Литовской Республики и Эстонской Республики. Как заявил министр иностранных дел СССР Б. Д. Панкин, «решение было принято единогласно с учетом конкретной исторической обстановки, предшествовавшей вхождению в состав СССР этих республик» (Известия. 1991. 7 сентября)
Напоминание о сложных и противоречивых событиях, происходивших в Прибалтийских республиках в 1939–1940 гг., и далеко не безупречном поведении в них тогдашнего советского руководства, как и любое другое напоминание о трагическом прошлом, должно быть не только его осуждением, но и предостережением о недопустимости повторения чего-либо подобного.
5. Батальоны переходят Днестр
Одновременно с военно-политической акцией на северо-западе – в Прибалтике – была осуществлена такая же акция и на юго-западе – в Бессарабии и Северной Буковине. При этом цель ставилась та же: присоединить эти территории к Советскому Союзу. Но предпосылки, содержание и особенно методы в «прыжке на юго-запад» существенно отличались от тех, что применялись в «прыжке на северо-запад».
Во-первых, если с молодыми Прибалтийскими республиками Советская Россия заключила мирные договоры и признала их полную независимость, то с Бессарабией дело обстояло сложнее. Пользуясь слабостью молодой советской власти в первые месяцы после Октябрьской революции, королевская румынская армия вторглась в Бессарабию. Несмотря на заверения румынского командования о временном пребывании войск в Бессарабии с целью «наведения порядка», румынские власти при поддержке своих сторонников в созданном в Кишиневе органе «Сфатул цэрий» вскоре провели акт о присоединении этой области к королевской Румынии вопреки принятой в Бессарабии декларации о ее вхождении в состав Российской республики.
Поскольку решение румынского правительства было принято без участия правительств РСФСР и УССР, они не признали его, а линию, проходившую по реке Днестр, считали не государственной границей, а демаркационной линией. Румынская оккупация Бессарабии затянулась на два десятилетия. Советское правительство на протяжении всего этого периода считало себя свободным в выборе времени и средств для решения проблемы Бессарабии.
Во-вторых, в отличие от суверенных Прибалтийских республик Бессарабия являлась частью независимого румынского государства. Поэтому правительство СССР вело переговоры с румынским правительством в Бухаресте, а не с региональными властями в Кишиневе. К тому же, как указывают очевидцы, местное молдавское население встретило приход в 1918 г. бухарестских властей в сопровождении армии и жандармерии холодно, а то и просто враждебно. История освободительной борьбы молдаван в эти годы наполнена многими вооруженными выступлениями. Среди них особенно выделяются Хотинское (в 1919 г.) и Татарбунарское (в 1924 г.) крестьянские восстания, жестоко подавленные румынскими властями.
В-третьих, требуя решить советско-румынский конфликт из-за Бессарабии, советское правительство в своих действиях не нуждалось в каких-либо промежуточных этапах, вроде создания военных баз и временной дислокации контингентов Красной Армии. Речь шла о прямом возвращении этой территории Советскому Союзу без каких-либо условий и законодательного оформления.
Тем не менее в 20–30-е годы советское правительство не ставило в категорической форме вопрос о немедленном возвращении Бессарабии. Было ясно, что правящие круги Румынии, лавируя между западными державами и Германией, могли обратиться к ним за помощью и получить ее. Эта проблема могла быть решена только при коренном изменении международной обстановки и при иной расстановке политических сил в Европе. Такая ситуация наступила в 1939–1940 гг., когда ведущие державы Запада были заняты войной друг с другом, а возможные шаги Германии в пользу Румынии были заблокированы секретным протоколом, приложенным к советско-германскому договору о ненападении от 23 августа 1939 г. В этом документе одна из ведущих капиталистических держав Европы Германия, конечно, не забывая при этом и свои интересы, впервые, по существу, признала право Советского Союза на возвращение отторгнутой от него территории. Правда, в пункте третьем этого протокола было сказано несколько расплывчато: «Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии»[733]. Северная Буковина здесь не упоминалась. Как свидетельствуют документы о переговорах Молотова и Гитлера в Берлине 13 ноября 1940 г., на соответствующие и неоднократные упреки Гитлера и Риббентропа в том, что захват Советским Союзом Северной Буковины является нарушением советско-германских договоренностей, Молотов отвечал, что Буковина стала тем последним звеном, которого не хватало Советскому Союзу для объединения всех украинцев в одно государство. И переходя в контратаку, советский нарком заявил, что год назад в секретном протоколе Советский Союз действительно ограничивал свои требования только Бессарабией. Однако «в нынешней ситуации… Германия должна понять заинтересованность русских и в Южной Буковине. Но Россия не получила ответа и на этот запрос. Вместо этого Германия гарантировала целостность всей территории Румынии, полностью пренебрегая планами России в отношении Южной Буковины»[734].