Герц не прекращал наполовину клоунаду, наполовину шантаж и в последующие месяцы. Например, он потребовал от французского правительства возмещения убытков в 5 млн. долл. за то, что одно время по просьбе Парижа за ним было установлено полицейское наблюдение в Борнемуте. Все это продолжалось вплоть до смерти авантюриста в июле 1898 года. Это было как бы концом Панамы. Изъять же украденные сотни миллионов из пасти опытных хищников было столь же безнадежным делом, как искать их на дне котлована, который все же успели вырыть на Панамском перешейке.
Когда Флеке и Рувье уверяли в палате депутатов, что брали взятки не для себя, а для своих сторонников, для оплаты их избирательных расходов, бывшие премьер-министры невольно раскрывали секреты того, насколько политическая коррупция была неразрывно связана с самими основами буржуазного государства. Очень показательно, что в то же самое время, что и французская Панама, в конце 1892 года, прогремела Панама итальянская, в которой тоже оказались замешанными три сменявших друг друга премьер-министра — Криспи, Рудини и Джолитти. «Совсем как во Франции, — писал тогда Ф. Энгельс. — Там тоже Рувье, Флоке, Фрейсине и К0 принесли в жертву тех самых Лессепса и Фонтана, которым они и их пособники так часто, по выражению Шарля Лессепса, „приставляли нож к горлу“, чтобы выжать из Панамы средства на политические цели. Точно так же Джолитти и Гримальди пожертвовали своим закадычным другом Танлонго, у которого прежде они и их предшественники вымогали банковские деньги на свои избирательные цели и на свою прессу… Джолитти может крикнуть своим 150 депутатам лишь то, что крикнул Рувье своим 104: „Если бы мы не брали этих денег, вы бы здесь не заседали!“»
Во Франции «Панама» еще долго служила удобным средством пропаганды монархистов против Республики в мелкобуржуазных кругах. Почти через полвека ту же тактику пытались применить французские фашисты. Воспользовавшись в качестве предлога разоблачением аферы Ставиского, в которую оказались замешанными высокопоставленные судебные и полицейские чины, реакционеры 6 февраля 1934 года сделали попытку захвата власти. Фашистский мятеж провалился, натолкнувшись на мощный отпор народных масс.
Но вернемся к последним годам прошлого столетия.
Подкупленная Фемида
1888 году в Лондоне за короткий срок было совершено несколько чудовищных по жестокости убийств молодых женщин; их садистски изуродованные, истерзанные, расчлененные на части трупы находили то в одном, то в другом районе столицы. «Почерк» преступника был всюду один и тот же. Это дало основание считать, что все убийства были совершены одним и тем же лицом. Молва уже тогда нарекла его кличкой Джек-потрошитель, ставшей нарицательным именем на многих языках. Полиция оказалась бессильной обнаружить преступника. С той поры опубликовано множество книг, авторы которых строили догадки насчет того, кто был убийцей и каким образом ему удалось скрыться от преследования детективов Скотленд-Ярда, брошенных по его следу.
Прошло более восьми десятилетий. Злодеяния Джека-потрошителя стали уже далекой историей. И вот в ноябре 1970 года в английском юридическом журнале «Криминоледжист» появилась статья известного медика Т. Стоуэла, в которой утверждается, что Скотленд-Ярду было отлично известно имя убийцы и его местонахождение. Стоуэл в молодости был учеником другого крупного представителя британской медицины, сэра Уильяма Гэлла, личного врача королевы Виктории, царствовавшей с 1837 по 1901 год. Пациентом Гэлла, по уверению Стоуэла, был и Джек-потрошитель. В статье не называется фамилия преступника. Он всюду обозначается буквой «С». Стоуэл, однако, сообщает достаточно сведений, которые позволяют людям, знакомым с английской историей конца XIX в., установить, кто имеется в виду.
По словам Стоуэла, «С» еще подростком погряз во всех мыслимых пороках, позднее он стал явно невменяемым и был помещен в сумасшедший дом. Оттуда «С» сбежал и совершил очередное, самое жуткое убийство некоей Джен Келли. Своему зловещему «искусству» преступник, по-видимому, обучился в одном из шотландских поместьев, где внимательно наблюдал за тем, как потрошили и разделывали туши оленей — трофеи великосветской охоты. Несколько оправившись от психического заболевания, «С» уехал на пять месяцев за границу. Возвратившись в Англию, он умер в доме своего отца от воспаления легких. Полиция отлично знала «С», но укрывала убийцу. Глава Скотленд-Ярда сэр Чарльз Уоррен, прибыв на место одного преступления, совершенного «потрошителем», приказал стереть сделанную на стене мелом надпись, возможно, оставленную полубезумным убийцей…