Орлов подробно изложил двухтомную фантазию Таксиля и Хакса, уделив ей целых 80 страниц, почти ¼ своей книги, но нигде не обмолвившись, что речь идет о разоблаченной несколько лет назад мистификации. И это несмотря на то, что к моменту выхода работы Орлова минуло Уже семь лет со дня достопамятного заседания в зале Географического общества во французской столице. К скрыто пародийному «Дьяволу в XIX веке» восходят и другие, если так можно выразиться, «реалии» демонической линии булгаковского романа, написанного как иносказание о тревогах и нравственных исканиях, о мучительных раздумьях над сплетенными в тугой узел сложными проблемами совсем другого времени.
Сближение «высокого», «потустороннего» и «низкого», приземленно-бытового — давний прием антицерковной сатиры (достаточно вспомнить Вольтера и Гольбаха или, чтобы быть хронологически ближе к концу XIX и началу XX в., Твена и Гашека). Авторы «Дьявола в XIX веке», не блиставшие литературными талантами, в своей пародии довели до крайних пределов этот прием, вместе с тем сохраняя видимость того, что повествуют о самых доподлинных происшествиях. Как же, однако, могло произойти, что глумливые несуразности и фантасмагории «доктора Батая» привлекли особое внимание писателя среди всего прочего материала, собранного в работе Орлова? Почему ехидная подделка «Дьявол в XIX веке» могла стать источником для булгаковского «романа о дьяволе» в XX столетии? Как случилось, что лишь слегка завуалированная издевательская насмешка оказалась пригодной не только для сатирических его страниц, но и для засверкавших, когда к ним прикоснулась кисть художника, красок «демонической» линии «Мастера и Маргариты»? Исчерпывающий ответ на это — дело специального литературоведческого (и, в частности, текстологического) анализа. Здесь же стоит обратить внимание на то, что Таксиль и Хакс как бы «модернизировали» традиционные рассказы о происках князя Преисподней, перенесли на почву современного города, снабдили «бытовыми» приметами представления о проявлениях дьявольского могущества в обыденном, прозаическом мире. Вобрав в себя в утрированном, доведенном до абсурда виде мрачные фантазии, порожденные атмосферой длительных идеологических и политических конфликтов былых столетий, «Дьявол в XIX веке» создавал готовую канву, содержал «набор деталей» для темы о вторжении потусторонней силы в запутанный клубок противоречий современной жизни.
Но вернемся к Таксилю. Назавтра после памятного собрания в зале Географического общества, 20 апреля 1897 года, газета «Матэн» сокрушалась: «Вести 12 лет игру с церковью, высмеивать священников, епископов, насмехаться над кардиналами и заставить самого святого отца (римского папу. — Е.Ч.) благословлять это надувательство — таковы предосудительные забавы, которыми занимался Лео Таксиль». Но одновременно взрыв хохота прокатился по всей некатолической печати, задавались каверзные вопросы насчет того, как быть теперь с догмами о непогрешимости римского первосвященника. Аббат Гарнье заявлял: «Мы верили в это, потому что и папа в это верил». Клерикальные журналы и газеты старались разъяснить, что, мол, папа никогда не доверял Таксилю. Возможно, что это и так, но римский первосвященник молчал все годы, пока длилась мистификация, и его примеру Ватикан предписал следовать немногочисленным скептикам из католического лагеря. После разоблачения мистификации католическая пресса, изрыгавшая потоки хулы и поношений на «негодяя Таксиля», пыталась исподтишка внушить мысль, что тот, мол, использовал подлинные документы о масонах, а теперь, подкупленный ими, это отрицает, что, может быть, подлинного Таксиля похитили и заменили другим лицом из верных палладистов, и т. д.
Церковная пресса утверждала, что мистификация была инспирирована самим масонством. Аббат Бесони, автор сочинения «Разоблаченное франкмасонство», заявил, что он имеет неопровержимые доказательства существования Лианы Воген, но ему запрещено их разглашать. Припертый к стене, он признался, что этими доказательствами была посылка Дианой Воген милостыни для раздачи больным беднякам, предпринимавшим паломничество к Лурдскому источнику с его «святой водой»… Позднее один из «истинных» разоблачителей масонства, оттесненный на задний план Таксилем, с горечью писал, что католики слушали с доверием его ничем не доказанные истории. «Слишком немногие даже среди наиболее просвещенных антимасонов не попались в ловушку. Духовные лица особенно поддались На удочку мистификации. Потребовались циничные декларации самого Таксиля, чтобы избавить их от иллюзии. Когда доказательства стали неопровержимыми, католическое антимасонство потеряло почву под ногами. Оно себя чувствовало подавленным насмешками, от которых спешило скрыться. Прошло несколько лет, в течение которых никто не осмеливался заниматься вопросом о масонстве». Констатируя эти факты, бывший соперник Таксиля добавлял: «Это было как раз то, чего желали тайные главари секты».
А «палладистские» вымыслы Таксиля остались в сознании верующих католиков в качестве не подлежащей сомнению истины.
Знакомые лица
Яд Борджиа, или козни ада
Италия позднего средневековья — сложный конгломерат больших и малых итальянских государств, среди которых Неаполитанское королевство, папское государство с его вселенскими притязаниями, связью со всем христианским миром, богатые торговые республики — Венеция, Генуя, Флоренция, Милан. Все эти государства имели интересы, простиравшиеся далеко за пределы Италии. В то же время они находились в сложных, быстро менявшихся взаимоотношениях не только между собой, но и с десятками других, более мелких феодальных владений. Большую роль сыграли кондотьеры, командиры наемных отрядов, которых брали на службу богатые города и которые часто не только изменяли своим нанимателям, но и подчиняли их своей власти. Так, кондотьер Франческо Сфорца стал родоначальником династии миланских герцогов (середина XV в.). Понятно, что города порой предпочитали поражение слишком решительной победе своих кондотьеров над врагами, а правительства торговых республик старались держать под каждодневным наблюдением своих наемников, заранее проникать в их тайные намерения, следили за их отношениями с врагами. Кондотьеры платили тем же своим нанимателям. Аналогичные отношения создавались между командирами наемных отрядов и их помощниками (капитанами), которые нередко пытались вести самостоятельную политическую игру. Например, в 1444 году помощники Франческо Сфорца, кондотьеры Троило Орсини и Пиетро Бруно, изменив своему командиру, тайно предались неаполитанскому королю Альфонсо Арагонскому. Сфорца через свою контрразведку узнал об измене и приказал подбросить Альфонсо фальшивые письма перебежчиков, заставившие заподозрить их в двойном предательстве. К великому удовлетворению Сфорца неаполитанский король приказал заключить обоих капитанов в тюрьму.
Характерно, что в XV в. в других странах, в частности в Англии, разведчиков нередко именовали «миланцами», «генуэзцами» и т. п.
…Рим, конец XV в. Вечный город, уже залитый полуденным светом Возрождения, и вместе с тем Рим жадного, погрязшего в пороках духовенства, верхов католической церкви. Впрочем, даже среди церковников того времени, циничных, изворотливых, на все способных политиков, среди сластолюбцев, растленных до мозга костей, даже в этом ряду Александру VI Борджиа принадлежит особое место, недаром его имя стало нарицательным в веках. А немало современников были склонны считать его просто личиной дьявола.
Родриго Борджиа, выходец из знатной дворянской семьи, родился в 1431 году. Будущий первосвященник вначале был военным, приобретя, впрочем, славу не на ратном поприще, а разгульной жизнью и безудержным распутством. Это был рослый, крепко сложенный, коренастый мужчина. Густые брови, глаза навыкате, толстые чувственные губы, длинный нос с горбинкой и оттянутый назад, словно обрубленный, подбородок придавали ему в профиль сходство с бараном. Однако внешность обманывала — Родриго обнаружил уже смолоду недюжинные способности интригана и приобретателя. Его духовная карьера началась после того, как в 1455 году его дядя с материнской стороны, валенсийский кардинал Алонсо Борджиа был избран папой под именем Каликста III. Родриго вскоре стал кардиналом и к тому же одним из богатейших князей церкви, нахватав множество доходных бенефиций и не гнушаясь участием в самых сомнительных спекуляциях.