— Если бы Людовик XVI поступал так, он был бы еще жив и сидел бы на троне.
Наполеон удивленно поднял брови, услышав эти слова из уст «цареубийцы», бывшего члена Конвента, голосовавшего за казнь короля.
— Но я полагал, — заметил Наполеон, — что вы были одним из тех, кто отправил его на эшафот.
— Государь, это была первая служба, которую я имел счастье оказать вашему величеству, — находчиво ответил невозмутимый и лукавый министр.
Подсчитать затраты Наполеона на секретную полицию не представляется возможным за отсутствием необходимых данных. Однако даже в пределах ассигнований только на министерство полиции расходы на секретные цели далеко превосходили суммы, выделявшиеся на выполнение официально признанных функций этого министерства. Лаже в относительно «спокойном» 1807 году они составляли соответственно 3 530 тыс. и 759 тыс. франков, на политическую полицию тратилось в пять раз больше средств, чем на все остальные обязанности министерства Фуше.
По словам Стендаля, Наполеон создал пять полиций, контролировавших друг друга, а именно: министра полиции, первого инспектора жандармерии, префекта полиции, генерального директора почт и, наконец, личной полиции императора. Последующие исследования показали, что приведенный Стендалем список надо увеличить более чем вдвое, включив в него придворную полицию, военную полицию, полицию министерства иностранных дел и еще несколько других.
Фуше столкнулся с тем, что часть многочисленного штата министерства полиции была принята на службу его предшественниками, другая была тайно завербована соперничающими полициями. Ни тех, ни других обычно было нельзя, не вызывая подозрений, уволить без веских причин. Министр делил своих подчиненных на преданных ему, врагов и нейтральных. Первым поручалось выслеживать вторых и в ряде случаев подталкивать к неосторожным поступкам, которые могли служить благовидным предлогом, чтобы избавиться от них. Такую же тактику Фуше применял в отношении своего соперника — префекта парижской полиции Дюбуа. Дюбуа дурачили с целью создать у него впечатление, что он наткнулся на следы заговора, в котором замешан и сам Фуше. Все это оказывалось мифом и, естественно, не могло повышать кредит префекта у Наполеона. В своих докладах императору Фуше всегда находил место и для Дюбуа, изображаемого в довершение ко всему рогоносцем. «Мораль» же, если здесь не очень кстати можно употребить это слово, сводилась к тому, что нельзя доверять политический сыск тому, кто не может уследить за собственной женой. Император как-то раз прямо упрекнул Фуше и его помощника Реаля, что они сознательно своими маневрами выставляют Дюбуа дураком. Последовал ответ, что Дюбуа сам в этом виновен и вообще он пригоден лишь для поимки воров да еще для наблюдения за проститутками и поддержанием в порядке уличных фонарей! Наполеон пытался превратить в своего человека при Фуше его помощника Реаля, подкупая его крупными денежными подарками, но тот явно не стремился играть навязываемую ему роль. Фуше оставался министром полиции до 1810 года.
Важным источником могущества Фуше (которого один из современников назвал фактическим премьер-министром, что все же не совсем точно, поскольку подобного человека не могло быть при таком императоре, как Наполеон!) являлся контроль, который осуществлял министр полиции над префектами и их помощниками — супрефектами, главами администрации в департаментах. Любой из префектов, хотя он формально подчинялся министру внутренних дел (а Фуше должен был только давать советы при выборе кандидата на должность) и обычно имел покровителей в лице высших сановников империи, без которых ему было трудно получить свое назначение, не мог долго удержаться на посту, если возбуждал недовольство министра полиции. Его неблагоприятные отзывы обычно приводили к смещению префекта, а недовольство Фуше, как правило, вызывалось недостаточной ловкостью, рвением или просто нежеланием включиться в осуществление тех или иных полицейских мероприятий, неспособностью обеспечить полное «спокойствие» во вверенном департаменте. Что же касается супрефектов, то они были прямо обязаны представлять отчеты министру полиции. Чтобы добиться расстановки нужных ему людей на посты префектов и супрефектов, Фуше широко использовал получаемые им от его агентурной сети сведения о личной жизни, компрометирующие данные о лицах, которые занимали эти посты, и в нужных случаях спешил доложить полученную информацию Наполеону.
Полицейские шпионы были в числе слуг маршалов и министров. Когда Фуше, явившись на прием, устроенный морским министром адмиралом Декре, дружески заметил, что, вероятно, содержание его нового роскошного дома обходится ему дорого, адмирал ответил:
— Да не очень, поскольку ты взялся его оплачивать.
Среди агентов Фуше был бывший член Комитета общественного спасения Бертран Барер, который, возможно, сыграл свою немалую роль в раскрытии тайной организации республиканцев. Во время Реставрации де Порталес представил Людовику XVIII список лиц, оказывавших услуги полиции Бонапарта. В этом списке находился один из руководителей роялистской разведки, Фош-Борель, и еще один важный агент Бурбонов Барюэль Бовер.
Жозеф Фуше
Ежедневная сводка данных, представлявшаяся Фуше императору, была заполнена скандальной хроникой, персонажами которой выступали приближенные Наполеона, его министры, маршалы и генералы, иностранные дипломаты и германские князья, находившиеся в Париже, даже братья и сестры Наполеона, его супруга Жозефина. Не являлся исключением и сам император. На первый взгляд Фуше здесь просто удовлетворял замеченную им слабость Наполеона, предписавшего публично именовать свое правление «режимом добродетели», но совсем не брезговавшего копаться в грязном белье своих приближенных. Однако Фуше не был бы самим собой, если бы, тщательно фильтруя и редактируя донесения полицейских агентов, не преследовал не только цель развлекать своего повелителя. Конечно, Фуше нередко льстил Наполеону, но иногда не отказывал себе в удовольствии побесить его, то сообщая, что та или иная императорская любовница пользуется всеобщим вниманием или что она направо и налево изменяет своему августейшему возлюбленному. Уж не только одним злорадством Фуше были продиктованы подробные отчеты о бесчисленных непотребствах всего корсиканского семейства — братьев и сестер Наполеона, большинство из которых не питало нежных чувств к министру полиции. И прямой попыткой создать нужный ему, Фуше, «образ» того или иного сановника в глазах Наполеона был поток сообщений о любовных похождениях Талейрана или морского министра Декре. С удовольствием констатировалось, что парижане насмехаются над тем или иным деятелем императорского режима. Особо доставалось канцлеру Камбасересу, который, чтобы опровергнуть слухи о приверженности его неестественным порокам, завел сразу трех любовниц. Он напоминает, добавлял беспощадный Фуше, «тех аристократов 1793 года, портфели которых были заполнены свидетельствами о гражданской благонадежности».
Фуше усердно старался проследить любовные интриги австрийского посла Меттерниха (а также находившегося тогда в Париже Бенкендорфа, будущего царского шефа жандармов) и наличие у него общих привязанностей с Талейраном. Однако куда более важные предательские контакты Талейрана с австрийскими и русскими дипломатами не вошли в донесения — потому ли, что Фуше не успел о них пронюхать, или потому, что не считал нужным осведомлять Наполеона об этой стороне деятельности его министра иностранных дел. Содержали донесения Фуше и отчеты о разговорах, которые велись в иностранных посольствах, особенно тех, в которых оценивался режим империи. Но это уже относилось к сфере контрразведки. Иногда, впрочем, Фуше, явно теряя чувство юмора, переоценивал свою способность с помощью полицейских бюллетеней влиять на политику императора.
Узнав во время испанского похода о сближении двух своих министров, Талейрана и Фуше, Наполеон, загоняя лошадей, вернулся в Париж. В этой демонстрации, устроенной двумя политическими хамелеонами, которые ранее находились в неприязненных отношениях, император почувствовал начало опасной интриги. Он вызвал Талейрана и, осыпая его грубой бранью, выгнал в отставку. Министр полиции пока уцелел и поспешил, заметая следы, посвятить очередное донесение изложению слухов, ходивших по Парижу по поводу дружественной встречи Талейрана и Фуше. Слухи эти говорили о том, что в Париже были будто бы убеждены, «что не могло существовать полного доверия между этими двумя лицами, столь различными по своим взглядам, характеру и положению, и что они могли объединиться лишь во имя действительных и очевидных интересов династии Бонапартов». После Ватерлоо, отдавая должное поистине хитроумному политическому маневру Фуше, Талейран не без иронии приветствовал его словами: «Здравствуйте, мой учитель!»