Вторая группа — руководители и видные деятели двух буржуазно-республиканских партий, оппортунистов и радикалов, получатели взяток и их друзья, опасавшиеся политических последствий того, что всплывут на поверхность факты вопиющей парламентской коррупции. Целью этой «политической Панамы» было воспрепятствовать расследованию фактов взяточничества и направить гнев акционеров и недовольство в стране против «финансовой Панамы» как центра темных биржевых спекуляций, подлогов и обманов. Наконец, третья группа — различные правые оппозиционные партии, включая монархистов всех толков и буланжистов. Находясь не у власти, лидеры этих групп воспользовались в несколько меньшей степени щедрыми подачками компании. Впрочем, насчет «меньшей меры» — это еще надлежит доказать. Во всяком случае манна небесная взяток щедро излилась и на многих политиков, сидевших на скамьях оппозиции. Известно, что Лессепс и ряд других героев «финансовой Панамы» поддерживали отношения с генералом Буланже. Во время сенсационных выборов в Париже, принесших успех генералу, сторонники компании распространяли лозунг: «Он голосовал за вас, проголосуем за него». Это нисколько не помешало оппозиции попытаться использовать панамскую аферу в своих целях.
Оппортунисты и радикалы всячески старались притушить панамский скандал, скрыть его связь с основами буржуазного строя. Монархисты и буланжисты, столь же усердно умалчивая об этом, вместе с тем использовали Панаму как предлог для критики справа республиканского строя. Претендент на французский престол граф Парижский объявил: «Учреждения развращают людей». Князь Виктор уверял: «Империя создала Суэц, а Республика — Панаму» (о другом «создании» империи — Седане — можно было и промолчать!). Буланжист Мильвуа кричал, что «парламентский режим целиком осужден». Подлинная оценка Панамы была дана лишь в социалистической печати и выступлениях депутатов-социалистов, которых с равным рвением пытались не замечать как правительство, так и монархическая оппозиция.
После краха Панамской компании в течение более чем двух лет происходила ликвидация ее дел под контролем лиц, назначенных правительством. В парламенте не раз раздавались требования стремившихся приобрести популярность депутатов о привлечении к ответственности директоров компании, виновных в разорении сотен тысяч вкладчиков. Все это крайне раздражало директоров, и один из них (следующий по значению за отцом и сыном Лессепсами), некий барон Коттю, в отместку передал министру внутренних дел Констану, совершенно бессовестному политическому карьеристу, список подкупленных парламентариев. Констан поспешил снять с важного документа фотографические копии. А когда при очередном правительственном кризисе Констан из-за враждебности президента Карно не попал в состав кабинета, он предъявил новому премьер-министру Лубе список взяточников, в большинстве своем принадлежавших к партии главы правительства. Лубе, скрепя сердце, передал реестр министру юстиции Рикару. Этот толстый напыщенный юрист из Руана, с седыми бакенбардами, известный под именем Прекрасная Фатьма (он был прозван так за сходство с танцовщицей, исполнявшей «танец живота» на Колониальной выставке), был воплощенной посредственностью. Рикар не проявил умения ни в попытках притушить дело, ни в стремлении изобразить бескомпромиссного борца за правду. Просочившиеся в прессу разоблачения заставили Рикара в начале ноября 1892 года согласиться на то, чтобы допросить банкира барона Рейнака.
Барон Жак де Рейнак являлся руководителем синдиката, ведавшего выпуском акций компании, а позднее облигаций выигрышного займа. Это был известный банкир, капиталы которого были вложены в самые различные предприятия не только во Франции, но и в самых отдаленных странах. Рейнак состоял, например, пайщиком железнодорожных компаний в Венесуэле и Общества по эксплуатации богатства Малайи. Его племянник Жозеф Рейнак возглавлял канцелярию известного политического деятеля Гамбетты (когда тот занимал пост премьер-министра), избирался депутатом и был главным редактором влиятельной газеты «La Republique Française» и своим человеком среди лидеров республиканцев-оппортунистов. Прочные связи обоих Рейнаков в финансовых и политических кругах способствовали тому, что они попали в число самых влиятельных денежных тузов французской столицы. Правда, ко времени, когда банкир Рейнак занялся делами Панамской компании, его состояние оказалось очень сильно расстроенным. Банкиру стало изменять ранее почти безошибочное чутье, столь помогавшее в различных финансовых спекуляциях. Рейнак как будто утратил умение пускать в ход мертвую хватку опытного биржевого волка, начал проявлять легкомыслие не только в пустяках, но и в серьезных вопросах. Боле того, он сам стал жертвой систематического шантажа со стороны другого, очень во многом на него похожего прожженного дельца, также сыгравшего большую роль в панамском скандале.
Ныне даже во Франции имя Корнелиуса Герца мало кому известно, кроме профессиональных историков. А между тем в конце прошлого века об этом низеньком, коренастом человеке с мясистым носом, хитрыми глазами, вкрадчивой речью прирожденного актера писала вся французская и иностранная печать. Каждое его действие подвергалось самым немыслимым истолкованиям, от связи с ним зависела политическая карьера наиболее влиятельных руководителей буржуазных партий, парламентариев и министров. Сколько было попыток представить его — этого типичного беззастенчивого хищника, точного слепка породившего его общества наживы — за некое исчадие ада, этаким демоном зла, которого будто бы отделяла пропасть от обычного добропорядочного буржуа!
Родившийся в 1845 году в эмигрантской семье в Безансоне, Герц в пятилетнем возрасте был увезен родителями в США, где получил какие-то начатки медицинского образования. Уже американским гражданином он вернулся на родину, участвовал в качестве полкового врача в войне против Пруссии, был награжден орденом Почетного легиона. После войны Герц возвратился в США, закончил медицинский институт в Чикаго (или просто купил диплом врача — такая торговля была тогда обычным способом пополнять институтскую кассу), женился на дочери фабриканта. Занявшись медицинской практикой, Герц, однако, вскоре проявил себя совсем в другой области — мошенничестве. Избегая расплаты за эти «художества», а еще в большей мере расплаты с многочисленными кредиторами, он исчез из поля зрения, вынырнув через некоторое время в Париже. Дебют американского врача без особых средств в роли изобретателя и предпринимателя оказался малоудачным, хотя он угадал выгоднейшие сферы приложения капитала: эксплуатацию только что сделанных тогда важнейших изобретений — телефона и электрического освещения. Первые неудачи не охладили пыла Герца, настойчиво пробивавшего себе путь к большим деньгам. Одной из причин невезения было отсутствие достаточных политических связей, которые обеспечили бы помощь администрации, чем поспешили воспользоваться конкуренты.
Наученный горьким опытом, Герц обзаводится влиятельными друзьями; в их числе лидер радикалов Жорж Клемансо. В финансировании его газеты «La Justice» («Справедливость») Герц принимает деятельное участие как близкий человек и единомышленник; это ведь куда лучше, чем грубая взятка, которую отверг бы Клемансо. Да и самого Герца — этого будто сошедшего со страниц бальзаковского романа героя наживы — было бы упрощением считать просто преуспевшим биржевым пройдохой. Нет, это был проходимец другого калибра, авантюрист с размахом, созданный из того же материала, из которого делаются крупные воротилы банков и биржи. Алчность, беспощадность дельца совмещались у него временами с политическим честолюбием и умением заставить других поверить в серьезность своих радикальных убеждений. Герцу была очень присуща страсть позабавиться, поиздеваться над своими достойными сподвижниками по походу против карманов вкладчиков, над грабителями-финансистами и продажными политиканами. Герц умел вкрасться в доверие. Одно время ему искренне верили даже Клемансо (его было совсем не просто провести) и Поль Дерулед, позднее обвинявший Клемансо в связи с Герцем. Он умел инсценировать и принципиальность, например, отказался участвовать в политической кампании буланжистов, чем заслужил глухую ненависть некоторых из них.