Перронщик зазвонил в колокол, проводники зашли в вагоны, раздался протяжный гудок, и спустя мгновение поезд, качнувшись, медленно пополз вдоль платформы.
Мистер с пустым чемоданом не мигая провожал его взглядом.
— Поверить не могу, что удалось, — прошептал молодой джентльмен, когда наблюдатель скрылся из виду.
Дверь открылась, и в купе ввалился невысокий запыхавшийся человечек с обтянутым сетью чемоданом; из-под этой сети торчали свернутые трубочками несколько разных газет и пара книг. Еще парочку книг незнакомец зажимал под мышками.
— Ох, едва успел! — воскликнул он и плюхнулся на сиденье напротив. Книги тут же переместились на столик. — Зазевался в лавке «Паровозный роман» — никак не мог выбрать, какую книжку взять в дорогу. Видимо, нам вместе коротать путь. Мое имя Найджел Торнтон.
— Лаймон… Лаймон Лемони, — представился молодой джентльмен.
— Лемони… знакомая фамилия… — Попутчик задумчиво почесал подбородок.
— Мой кузен, Лемюэль Лемони, — владелец аптеки на улице Слив. Я гостил у него некоторое время.
— Ах да! Аптека! А сейчас куда едете?
— Домой, в Рабберот.
Попутчик хмыкнул.
— О, и я тоже еду в Рабберот. По делам. Я работаю с бумагами: ищу разное в исторических хрониках, семейных древах и родословных — восстанавливаю по заказу былые события, разыскиваю утерянных родственников и давно пропавшие вещи. Можно сказать, копаюсь в вековой пыли среди имен умерших много лет назад людей, как бумажный червь… как бумажный могильный червь.
— Занятно, — ответил Лаймон Лемони.
— О, «занятно» — это про мой последний заказ, — разоткровенничался болтливый попутчик. — На сей раз мне нужно отыскать не чью-то бабушку или без вести пропавшего на войне дядю, не фамильные серьги или родителей какого-нибудь сироты, а ни много ни мало поезд. Поезд, представляете?
— Это очень… необычно.
— И не говорите. Это дела более чем столетней давности, прошу заметить. След нужного моему заказчику поезда ведет в Рабберот — хочу изучить тамошние вокзальные архивы. Ну а вы, мистер Лемони? Чем вы занимаетесь?
— Я аптекарь. Проходил обучение в Габене, а теперь еду помогать дядюшке в нашей семейной аптеке.
— Разумеется.
Мистер Торнтон достал из-под сетки свои газеты. Передовицы разных изданий вещали об одном и том же невероятном событии, произошедшем в Габене и переполошившем весь город.
— Ночью кто-то ограбил «Ригсберг-банк», — сказал он, изучив заголовки.
— Я слышал, — ответил Лаймон Лемони.
— Ну и поделом им, этим хмырям. На пушечный выстрел не подхожу к банку. Мрачное отталкивающее место. Не пойму тех легковерных болванов, которые рискуют брать у них ссуду.
— Да уж.
— Ладно, потом ознакомлюсь с этим ограблением, сперва почитаю какой-нибудь романчик.
Мистер Торнтон отложил газеты и взял одну из припасенных книг.
— Кэт Этони «Человек без лица», — прочитал он то, что было написано на обложке. — Интригующее название. Пожалуй, с нее и начну.
Не прибавив ни слова, мистер Торнтон открыл книгу и погрузился в чтение.
Решив последовать примеру попутчика, Лаймон Лемони достал из кармана пальто конверт и извлек из него письмо. Это письмо он перечитывал уже трижды: накануне, во время событий, которые никак не шли у него из головы, утром, когда ждал свой костюм в ателье «Гардероб Джентльмена», и в кэбе, по пути на вокзал. И все же сейчас, в купе трясущегося поезда «Рудд», углубившись в него, читал все, словно впервые.
«Дорогой мистер Придли,
Не удивляйтесь — я знаю, кто вы. И всегда знал. Задолго до того, как вы переступили порог моей аптеки.
Так же мне известно что вы, Джеймс, — сирота и родом вовсе не из Рабберота, как пытались убедить меня при нашей первой встрече, а отсюда, из Габена. Более того — вы никогда не покидали Тремпл-Толл.
Ваши родители были безнадегами — банковскими должниками — и передали вам в наследство свои долги. Ваш отец, Роберт Придли, закончил свои дни в долговой тюрьме Браммл, а ваша матушка, Джоанна Придли, скончалась от чахотки некоторое время спустя. После этого «Ригсберг-банк» отобрал ваш дом, и вы оказались на улице. Вы могли пойти по пути местных злыдней, податься к Свечникам или Синим Платкам, но вы — хороший человек, Джеймс, и выбрали тяжелую, но честную жизнь, в надежде однажды выбиться в люди.
С самого детства ваша душа лежала к аптекарскому делу — и неудивительно, учитывая, что вы жили напротив аптеки. Туда вы и нанялись, в «Аптеку Медоуза», — простым этажным скляночником. Мои познания в том, как у господина Медоуза все устроено, весьма ограничены, но я предполагаю, что в ваши обязанности входило мыть и подготавливать склянки для лекарств, убирать столы, чистить фартуки аптекарей и резать аптечную ткань на носовые платки.