Джеймс с ужасом наблюдал, как тело Лазаруса дергается на полу, как крошечные темные фигурки ползают по груди безумного ученого, как когти разрывают его костюм, пытаясь добраться до груди. Один из гремлинов впился зубами в механический моноглаз и откусил его кусок. Луч погас. Гремлин начал жевать, с хрустом перемалывая латунь трубки и стекло линзы.
Лазарус поднял руку, чтобы стащить с себя гремлина, но другой вцепился в нее зубами и откусил палец, а затем и второй.
Третий гремлин меж тем вырвал из замочной скважины заводной ключ и отправил его в пасть, после чего вонзил когти в грудь Лазаруса. Они вошли в металл, как в мягкий податливый воск, вырвали кусок латунной пластины, и гремлин сунул в дыру голову, пожирая то, что было внутри.
Раздался треск. Конечности Лазаруса дернулись и замерли. Голова повернулась на бок.
Все было кончено. Лазарус Лемони был мертв.
Чиркнула спичка, и Лемюэль зажег висевшую на стене керосиновую лампу. Взяв ее за проволочную ручку, он подошел к распростертому на полу отцу. Тело Лазаруса было изуродовано, из-под него растекалась вязкая черная жидкость — машинное масло. А гремлины, хоть и возмущенно заворчали, злобно косясь мелкими глазками на лампу в руке аптекаря, продолжали ужин.
Лемюэль топнул, и коротышки, в испуге соскочив с тела, ринулись во тьму чердака.
— Что вы наделали, Лемюэль? — потрясенно прошептал Джеймс.
Аптекарь повернул к нему голову.
— То, что должен был. Остановил его, пока он не убил всех нас и не превратил в такие же бездушные конструкты, каким был сам. Вы молодец, кузен, — сделали все в точности, как мы и планировали: отвлекли его и облили раствором.
— Нет! — воскликнул Джеймс. — Он не собирался нас убивать или улучшать. Как и не собирался проводить эксперимент над вами много лет назад…
Лемюэль не слушал. Быстро подойдя к жене, он поставил лампу на пол и начал отвязывать ее. Узел разошелся, веревки спали, и Хелен, вытащив изо рта кляп, обняла Лемюэля. Ее сотрясали рыдания.
— Все хорошо, дорогая. Все закончилось. Я так за тебя боялся. Если бы он что-то с тобой сделал…
Джеймс поднялся и, не в силах смотреть на Лазаруса, на нетвердых ногах двинулся к кузену и его жене.
— Лемюэль, ваш отец сказал, что кто-то подбросил ему чертежи фабрики и настроил вас против него.
Поглаживая Хелен по спине, Лемюэль раздраженно поглядел на Джеймса.
— Кто?
— Он уже собирался сказать, когда вы… Вы говорили там, в провизорской, что кто-то раскрыл вам замысел Лазаруса Лемони. Кто это был?
Лемюэль покачал головой.
— Мой отец солгал вам, Джеймс. Но я успел вовремя и остановил его. Этот кошмар закончился — все позади.
— Вы не понимаете…
— Я понимаю, что вы пережили потрясение, Джеймс, — прервал его Лемюэль. — Но я больше не желаю говорить об отце. Нужно спуститься, освободить мадам Клопп, заняться вашей скулой и… думаю, да, нам всем не помешает успокоительное. Много успокоительного. — Он поцеловал жену в лоб и сказал: — Пойдем, дорогая.
Хелен кивнула, поцеловала его в щеку и вдруг застыла, точно обратилась в восковую статую.
— Хелен? — дрожащим голосом произнес Лемюэль. — Ты…
Хелен широко-широко распахнула глаза и раскрыла рот, словно в беззвучном крике.
— Нет! — закричал Лемюэль. — Только не сейчас!
Хелен задрожала, потянулась неимоверно трясущимися руками к мужу.
— Ле… мюэль… — прохрипела она. Из уголков ее глаз потекли черные слезы.
Джеймс непроизвольно попятился.
— Лемюэль, что происходит?!
— Приступ! — воскликнул Лемюэль. — Начинается новый приступ! Но почему сейчас?! Почему так рано?!
Лемюэль схватил жену, поднял ее на руки и двинулся к выходу с чердака.
— Нужно скорее отнести ее в комнату!
Он скрылся на лестнице, и Джеймс остался на чердаке один.
Лампа по-прежнему стояла на полу у стула, рядом лежал ворох веревок, которые совсем недавно удерживали Хелен. В темноте проглядывали очертания устройства для «перемещения», а на полу в центре чердака в луже машинного масла лежало изуродованное тело Лазаруса Лемони.
«Ужасы-за-пенни»… Не так они обычно заканчиваются…
И Джеймс ощутил — всем своим существом ощутил, что это еще не конец.
Глава 5. Хороший сын, Плохой сын
Туманный шквал закончился, но на улице Слив все еще тут и там над мостовой и тротуаром висели белые «войлочные» клочья.
Мимо аптеки проехал угрюмый экипаж крысоловов. Зазвенели стекла, и к станции подошел трамвай. Проглотив пару джентльменов и полную даму с корзинкой, какие носят швеи, он пополз дальше.