Работать со своим голосом я умела — это одно из основных умений, которым должен владеть в совершенстве дознаватель. Ведь именно от этого зависит, насколько быстро ты сможешь получить информацию, не прибегая ни к одному пыточному и насильственному методу (совершенно не уместных здесь, для маньяка, который получает наслаждение от боли).
Верне проняло и едва заметно тот дрогнул, продолжая держаться словно скала: не сдвигаемая и нерушимая.
— Что вы имеете в виду, — спросил меня Старший, пытаясь то ли привлечь к своей персоне внимание, то ли действительно понять, к чему клоню я.
В любом случае, я ответила, не поворачивая головы и продолжая смотреть прямо в глаза убийце семи невинных девушек.
— Я говорю о тех девушках, что ещё не успели пройти инициацию. А, следовательно, они ещё не обрели свою полную магическую силу и не потеряли её насовсем. Согласитесь, управлять такими намного проще, ещё легче, чем лищенцами, ведь магия в этих прекрасных сосудах не отторгает, а наоборот — принимает чужеродную магию с распростёртыми объятиями. С такими детьми можно делать всё, что угодно, особенно если окажутся в умелых руках кукловода, — с приторной улыбочкой произнесла я, продолжая следить за реакцией допрашиваемого.
— Вы так прекрасно говорите, леди. Ваши голос, ваши глаза, ваш ум! Я покорён до глубины души великолепием вашим, — голосом змея искусителя прошипел Гипнотизёр, пристально смотря на меня своими тёмными с золотыми искорками глазами.
Какая ирония. Словно он на самом деле пытается загипнотизировать меня.
Page 7
— Оставьте свои штучки, Верне Дик, — криво усмехнулась я, — эта птичка не была вам по зубам. И что? Теперь вы пойманы, нет смысла отпираться, ваша судьба и так уже предрешена. Бросьте, — вновь повторила я, видя, как собирается что-то маньяк сказать мне. — Ваша деятельность видна как на полотне. Что вы можете скрывать от нас? Ровным счётом ничего. Не так ли?
Глаза напротив зло блеснули, хотя лицо оставалось по-прежнему непринуждённым.
— Я всё ещё не понимаю, полковник, в чём моя вина, — процедил он сквозь зубы, смотря так же в ответ на меня.
— Вы загипнотизировали всех этих девушек, заставили их пойти с вами, раздеться, и дать добровольно себя подвесить к потолку. Не так ли? Так, можете даже не отвечать, я вижу это и по вашим глазам. Вот только минус в этой истории один — проткнуть при всём раскладе дел девушки сами себя не могли, поэтому не врите, Верне, не врите — доставляли боль девушкам вы. Конечно, получить магическую не окрепшую силу ещё в не прошедшем инициацию теле, было невозможно, она бы просто не усвоилась, рассеялась по воздуху, но вот доставить невыносимую боль жертве можно было.
— Вы так удивительно информированы в этом вопросе, лед…
— Не заговаривайте зубы мне, — жёстко оборвала я, отпрянув и опять отойдя от стола. — Это вы доводили до смерти девушек тех? Это вы протыкали их палочками живани-ши, чтобы с наслаждением после наблюдать, как обнаженное, истекающее кровью тело бьётся в агонии, задыхается в собственных криках боли и крови? Ну же, отвечайте, или ваш подвешенный язык неожиданно обвис, сровнявшись с челюстью?
— Нет, не я.
— Вы, — скривилась от горечи я. — Это вы. Вы же заставили змею выползти и укусить девушку, потому что та была сильнее. Конечно же, вы не могли знать её уровень, но чувствовали, что сильна девушка, сильна. Но ваша жажда пересилила вас и заставила пойти на такой отчаянный шаг. Не так ли, Верне Дик, не так ли? — теперь издевательски протягивала слова я, делая вид, будто б мне доставляет удовольствие раскалывать этот орешек. Это ещё больше злило маньяка, бесило, выводило из равновесия. Тактика говорить «правду» тут уже не срабатывала.
— Я не…
— Ложь, — вновь горечь и моё перекошенное от этого неприятного вкуса во рту лицо.
— Ложь? — усмехнулся он. — Тогда какой в этом смысл? Зачем мне сидеть и наслаждаться смертью каких-то там девиц?
От неожиданности заданного вопроса и капельки удивления я застыла на месте, вопросительно выгнув бровь. Впервые за весь разговор я кинула на дознавателя взгляд и, к счастью, не увидела более злости и раздражения, а лишь любопытство и интерес. То ли к делу, то ли к моей персоне, то ли ко всему в целом.
— О, — удивлённо сложила губки в букве «О», — детская травма, да? — мило оскалилась, смотря на умалишенного.
— Я здоров, — зло выкрикнул он, дернувшись было привстать. Но не тут-то было!
— Мы и не сомневались, — сухо произнесла, подойдя вновь к столу и сложив все фотографии в линию. — Травма, детская травма, что так долго копилась в вас. Обида, злость, отчаяние… они скапливались и лишь ещё больше разъедали ком обиды, пока, в конце концов, не вышли на новый уровень. На уровень разума. Скажите, что и это тоже не так? — позволила себе лёгкую усмешку на каменном, словно маске, лице.