Телефонист принял солидные часы с должным почтением и бережно положил на столик, рядом с аппаратом.
— Оккупировали землянку полностью! — засмеялся Буранов, с наслаждением вытягиваясь на твердых досках. — Хозяин придет — и лечь негде.
— Да он не придет, — сказал появившийся откуда-то ординарец. — На эн-пе останется до самого обеда. Располагайтесь поудобнее, товарищ полковник! Дайте-ка я ватничек под бок положу. Сенник-то набить я еще не успел.
Ординарец знал полковника Буранова и теперь заботился о нем так же, как заботился о своем командире.
— Ватник? Замечательно! Спасибо. Не ватник, а перина! А ты чего же сам-то не спишь, друг?
— Да я только что пришел. Батарейцам нашим подсоблял. В одну ночь-то управиться трудновато. Я враз с вашим лейтенантом пришел. Он только-только заснул, а наказал разбудить себя через полчаса. А что за сон — полчаса?
— Верно, — сказал Буранов и обратился к телефонисту: — Значит, так: меня разбудишь через полчаса, а адъютанта не будить впредь до моего особого приказания. Понятно?
— Так он же приказывал побудить, товарищ полковник! Серчать будет.
— Ничего. Его приказание я отменяю. Понятно?
— Понятно! — отвечал телефонист.
Он, как и все другие, знал, что у Буранова есть особые причины беречь своего адъютанта: это был человек не совсем обыкновенный. Случилось так, что в первый же месяц войны лейтенант Егоров, всюду, как тень, сопровождавший командира полка, в ту пору еще майора, был тяжело ранен осколками гранаты, брошенной из засады в автомобиль Буранова. Раненого эвакуировали в глубокий тыл — в Сибирь. Буранов уже не чаял увидеть его живым, так как полковой врач определил: девяносто девять шансов за то, что лейтенант умрет в дороге — и до госпиталя не дотянет. Буранов не забыл верного адъютанта, но никаких вестей от него не было, повидимому, врач оказался прав... Прошло полгода. Была зима. В командирскую землянку вошел желтолицый, грязный и оборванный мужчина с длинной редкой бородой. Буранов посмотрел на него с удивлением. Но вошедший вытянулся по-военному и молодым голосом доложил:
— Товарищ командир полка! Лейтенант Егоров прибыл в ваше распоряжение.
Голос — это было все, что осталось от прежнего Егорова. Буранов бросился обнимать его.
Оказалось, лейтенант ухитрился раньше времени выписаться из госпиталя и добраться до Ленфронта. В мороз шел он пешком через Ладогу, раны его еще не зажили. Но он хотел найти своего командира и «прорвался в кольцо блокады»,
Прошло уже много времени со дня, когда растроганный Буранов обнял «выходца с того света». Егоров поправился, окреп и вновь занял свою прежнюю должность. Только теперь он стал еще молчаливей и казался гораздо старше своих лет. Полковник же продолжал относиться к нему, как к выздоравливающему, что огорчало и сердило адъютанта...
Как только Буранов мысленно сказал себе: «Можно спать», он словно провалился в какую-то черную яму. Потом он увидел себя в лесу восьмилетним мальчуганом. В лесу где-то прячется леший. Одному мальчику идти таким лесом было бы страшно, но он идет с дедом, который ничего не боится.
Узкая тропка пролегла меж стволами огромных деревьев. Старик шагает широко, мальчику приходится бежать за ним вприпрыжку. Мох ласково гладит его босые ноги, еловые шишки и хвоя покалывают подошвы, но не больно.
Дед что-то рассказывает, только его плохо слышно — мешает какой-то посторонний звук. «Это адъютант храпит», — думает Буранов, фантастически совмещая сон и явь. Он продолжает идти с дедом по тропинке, которая выводит их на лесную дорогу.
Поперек дороги лежит свежесрубленная береза. Мальчик мог бы легко перелезть через поваленное дерево, дед — тем более. Но старик останавливается.
— Вот, — говорит он, укоризненно качая седом головой, — свалил мужик лесину, отрубил себе бревнышко, а остальное бросил поперек пути! Нехорошо. Ведь дорога-то — общая.
Дед берется за ствол березы и пытается оттащить ее в сторону. Дерево тяжелое, не сразу поддается усилиям старика, и внук уверен, что без его помощи деду не справиться.