Полковник с интересом вглядывался в дымовую завесу: «Если все так, как мы предполагали, немцы сейчас собираются отражать атаку. Вышли из укрытий и ждут сигнала занимать свою траншею».
Он сверился с часами:
— Сигнал будет дан через минуту. Точно по плану «Юпитер».
Действительно, ровно через минуту батареи перенесли огонь вглубь обороны противника. Буранов стал смотреть на правый край немецкой траншеи на переднем скате высоты. Рассчитал он все правильно: ветер дул с запада, и вот справа дым несколько поредел, развеянный, сдвинутый ветром, — там как бы приподнялся краешек завесы. И полковник увидел, как маленькие фигурки бегут сверху к траншее, спрыгивают в нее, сыплются, как горох. Он мог разглядеть даже, что немцы стреляют из автоматов вниз, думая, что за дымом скрываются идущие в атаку советские солдаты.
Ветер все более сдвигал дымовую завесу влево, и видно было, как прыгают в траншею все новые фигурки.
— Видишь, Егоров? — спросил Буранов, не отрываясь от бинокля.
— Много! — отвечал лейтенант.
— Да, будет над чем поработать.
Из центра доложили по телефону о подобных же наблюдениях. Буранов приказал вызвать КП командующего...
Капитан Шишкин с батальонного наблюдательного пункта тоже увидел, как немцы занимали свою траншею. Он недоумевал, почему артиллерия не бьет по ним, хотя сам Буранов сидит тут же, рядом, и, конечно, прекрасно все это видит. Капитан вызвал к телефону командира полка и доложил, что происходит.
— От меня, кроме дыма, ничего не видно, — отвечал подполковник Сахаров. — Продолжай наблюдать. Сегодня мы только зрители.
«Что ж тут наблюдать? — недовольно думал Шишкин. — Мудрят все. А что толку? Как бы не перемудрили опять!»
Все теперь казалось Шишкину из рук вон плохо и ни к чему...
Тем временем Буранов говорил по телефону с командующим группой. Он предложил генералу обратить внимание на левый фланг немецкой траншеи,
— Уже обратил! — услышал он очень довольный голос Лиговцева. — Вся хитрая механика их раскрылась. Тайное тайных. Хоть от меня и далеко, но все же немцев я ясно видел. Вот теперь бы накрыть их артиллерией, а? Не дымовыми, а осколочными бы!..
— Товарищ генерал, — укоризненно отвечал Буранов, — вы же знаете мой план!
— Знаю, знаю. Верно... Ты не обращай внимания на мои слова — это так, охотничий зуд. Ты действуй по своему плану, в точности.
Буранов и сам испытывал такой же «охотничий зуд», даже в большей мере. Но он хотел бить наверняка. Он решил заранее как можно точней пристрелять немецкую траншею по всей ее длине, а после этого опять заманить туда фашистов ложной артподготовкой — дымовыми снарядами и накрыть мощным огневым налетом так, чтобы ни один не ушел.
В этот день немцев в траншее он больше не тревожил. Вся стрельба артиллерии ограничивалась маленькими артиллерийскими дуэлями с батареями противника.
А на следующее утро началась неторопливая пристрелка. То тут, то там раздавались на русской стороне редкие, одиночные выстрелы минометов: грохнет то на правом фланге, то на левом, то где-нибудь в центре. Пристрелка велась с необыкновенно большими паузами, так что и на пристрелку даже не походила. Мины, изредка падавшие в пустую траншею, не тревожили немецкое командование. Между тем за день хорошо пристрелялась по траншеям большая группа тяжелых минометов. Каждый миномет получил свой отрезок траншеи, который должен был обработать. Дивизионная артиллерия пристреляла пулеметные дзоты.
А гитлеровцы записали в свои журналы боевых действий и в оперативные сводки, что в этот день на Тарунинском участке противник активности не проявлял. Немецкое командование считало, что и впредь не приходится ожидать большой активности со стороны русских, так как у них мало боеприпасов.
Следующий день оказался не похож на предыдущие, хотя началось все точно так же, как позавчера. Ровно в 8.00 снова загремела русская артиллерия, и вся высота окуталась дымом. И вновь пришла в действие отлично слаженная машина немецкой обороны: как только русская артиллерия перенесла огонь вглубь их расположения, гитлеровцы устремились в свои траншеи. Как и позавчера, принялись они стрелять наугад в тяжелый, клубящийся дым. И опять из дыма никто не показывался.
Но на этот раз стрелять и недоумевать, где же русские, пришлось очень недолго: в траншеи посыпались мины. Убежать не успел никто. Огневой налет сделал свое дело.