– Погладь ее и дай немного травы,– сказал он твердо. Я повиновался.
– Теперь садись.
Я уселся, прикрепив сзади рюкзак.
– Звать ее Туча. Смотри, не обижай ее… А ты,– он серьезно погрозил лошади пальцем,– служи, как я тебе велел. И, поцеловав кобылу прямо в морду, он повернулся, вскочил в седло своего жеребца и погнал табун, не оглядываясь, в другую сторону.
Я провел в седле почти пять дней. Верховая езда оказалась весьма непростым делом, хотя, конечно, и менее изнурительным, чем пешая ходьба. К концу пятого дня мы остановились на весьма живописной поляне на ночлег. Неподалеку пробегал чистый быстрый ручей. Я подвел лошадь попить, а после, стреножив, отпустил пастись. Похоже, начал собираться дождь. Быстро установив палатку, и забросив туда вещи, я вылез наружу и принялся сооружать очаг под кроной большой, видимо, вековой березы. Солнце село и вместе с его уходом, все вокруг моментально заполнилось холодом. Поднялся ветер, полоща крылья палатки и выдувая тепло из очага. Заржала лошадь и подбежала поближе ко мне. «Волки, что ли?»– мелькнуло у меня в голове. Затем странным образом мысли вернулись к моему первому ночлегу, затем к другим стоянкам. Все это сплелось воедино и последнюю точку поставило лошадиное ржание. Я вдруг понял, что практически на всем протяжении моего пути дул юго-западный ветер. Прежде, я бы, вероятно, не придал этому факту серьезного значения, однако, еще дома я прочел, что одним из самых зловредных духов, халдеи считали дух Юго-Западного ветра. Этот ветер всегда приносит беду, и, похоже, она уже была где-то рядом. Я сел на колени и произнес молитву, которую сотворил тут же:
О, дух Юго-Западного ветра!
Ты могуч и никто не дерзнет
Соперничать с тобой!
Будь моим спутником, и мы вместе одолеем
Намтара и Идпа
И ты станешь царем духов!
Со стороны все это выглядело ужасно глупо, но именно в нелепости я и увидел свое спасение. Едва ли за долгие времена кто-либо дерзнул предлагать столь грозному духу свое сотрудничество. Произнеся эти слова, я почувствовал, что этого не достаточно, что необходимо совершить что-то еще, более нелепое, чем эти слова. Я встал в позу богомола, лицом к ветру, и стал, раскачиваясь, увещевать духа просьбами и осыпать его хвалебными одами. Вскоре ветер стих, небо очистилось от туч и стало прозрачным, словно холодный богемский хрусталь. Я, побродив еще немного вокруг лагеря, снова подсел к огню. Горы погрузились в тишину, звезды висели совсем низко и не мерцали, природа заснула, но спокойствия не было. Я возился, ерзал на своей подстилке из лапника и все пытался понять, что именно не так?
Вдруг за спиной послышался треск. Кто-то шел к моему лагерю. Туча паслась, как ни в чем не бывало, а я тщетно вглядывался в черноту, пытаясь разглядеть пришельца. Вскоре, шагах в пятидесяти, показалось белесоватое пятно, которое медленно увеличивалось в размерах, а еще через малое время стало очевидным, что это был человек. Он шел очень медленно и благодаря своей нелепой походке казался неимоверно старым. Незнакомец подошел к костру, молча, уселся, и посмотрел на меня.
– Вечер добрый,– сказал я, сложив ладони и слегка поклонившись.
Старик промолчал.
– Не желаете ли закусить?
Он снова промолчал, глядя куда-то вниз, а затем, быстро бросив на меня холодный и какой-то пронизывающий взгляд, вдруг заговорил. Речь его была очень медленной, словно бы в замедленном кино также был растянут во времени и сам звук. Временами его голос немного походил на скрежет, но, тем не менее, говорил он очень твердо:
– Завтра ты ступишь в тень Города.– Он замолчал. Было впечатление, что он, то ли принюхивается, то ли прислушивается к чему-то.– Будет трудно… очень… но ты пройдешь.
Я не мог понять, что меня смущает в этом странном старике. Поначалу я думал, что причиной тому была его одежда, состоявшая из грубой льняной рубахи и таких же штанов. Он был к тому же босой и при этом совершенно не мерз, несмотря на то, что температура упала уже, наверное, градусов до пяти. Однако вскоре я понял, что было причиной моего беспокойства, и эта моя догадка выглядела среди ночных гор несколько жутковато. Дело было в том, что слова, слетавшие с губ старца, совершенно никак не соответствовали его выражению лица, и, тем более – артикуляции. Он, то улыбался, то казался грустным, а то вдруг оскаливался, или оглядывался по сторонам.
– Главное,– продолжал он,– тебе надо найти дверь… Их много, но твоя одна. Туда и войдешь…