— Ну, — утвердительно буркнул главный в
паре.
— Тогда до встречи.
Быков вернулся в машину и, скрывая казавшийся ему самому неприличным охотничий азарт, показал водителю карту:
— Теперь по Люксембурга до Декабристов. А вот тут свернем. Там нет поворота, но проехать можно... Что-то у вас одни бунтовщики да бандиты в названиях.
— Это не ко мне, —ответил водитель, трогаясь.
— Я их так не называл.
— А к кому? Ты что, не здешний? — предчувствуя громкий успех или полный провал, задирался Василий.
— Я-то здешний. Но меня не спрашивают.
— Во, оно как? Ну, тогда жди, когда спросят. Вот! Тут — направо, сразу за стендом!
«Мерс» вильнул за плакат «Чем больше выбора, тем хуже голове!» проехал вдоль забора и почти уткнулся в дверь небольшого, почти заброшенного острокрышего домика.
— Здесь все вылезаем. Только учтите: мы никого не хотим ни пугать, ни спугивать. Вряд ли вам понравится гоняться по такой жаре.
Его спутники недоуменно оглядывались.
Справа — забор. Слева — заросший пустырь, за ним — улица Декабристов и какая-то стройка. Впереди — мост через Исеть. Сзади, за домом, перекресток Декабристов и Белинского. Пыль и бензиновый чад осеняли встречу бар-мятежников с писакой-критиканом.
Василий с Владом обошли домик и журналист увидел вывеску:
Летнее кафе «Царский мост».
Запах тут был чуть слабее, чем на Народной воле, но был. Крайности смыкаются: и тирания, и вольница воняют одинаково. Но для кафе атмосфера не самая подходящая. Потому оно, наверное, и не работает.
— Вроде сходится... Кафе, река, — Влад кивнул, и здоровяки споро вскрыли дверь. Из домика пахнуло. Журналист кивнул еще раз, и охранники, недовольно скривившись, нырнули в темень. Вскоре они вытащили на бетонную площадку с трубками для столиков четырех человекоподобных. Они воняли и копошились, то ли безуспешно пытаясь встать, то ли укладываясь поудобнее.
— Ну, и за каким хреном мы сюда заявились? — брезгливо морщась, спросил Димон.
— Ничего не понимаю, — признался Влад, глядя на снимок вальяжного буржуа и на едва шевелящихся пьяниц.
Вдруг один из организмов с трудом приоткрыл слезящиеся, гниющие, и явно ничего не видящие глаза. Он с неимоверным трудом приподнялся и озадаченно завертел головой. Потом открыл черный беззубый рот и простонал:
— Гэ-эмлин? Ма-ачик, ты ме сишься?
— Вот за этим хреном мы и заявились, — изо всех сил стараясь скрыть изумление, ответил Быков Димону. — Я слышал, что абсент — дьявольское зелье, сводящее с ума. Но чтоб до такой степени!
Димон крепко сжал губы и отвернулся. Весь его вид говорил: семидесятиградусная настойка тут ни при чем. Свинья грязь всегда найдет и сопьется даже вульгарной политурой,
А Влад Никрасов, видимо выработавший из-за своего шефа некий рефлекс, озадаченно поморгал и машинально перевел фразу бича:
— «Гремлин, мальчик, ты мне снишься?»... Так это что ж, получается: этот и есть Абсент? А ты, значит, тот самый Гремлин? — уставился он на Димона.
Парень тоскливо огляделся, и чуткие охранники сразу придвинулись к нему поближе.
— Ну, я. И что? Поехали отсюда. Теперь можно и поторговаться. Но в одной машине с этим отбросом я не поеду!
— Как вы догадались? — Влад восхищенно глядел на Быкова.
И тот, радуясь возможности собраться с мыслями, поманил его за собой. Он вывел журналиста на мост, и показал за ограждение. Через давно ставшей вонючей канавой речку перебросили толстую черную трубу. А на ней огромными белыми буками было написано:
«БРОСАЙТЕ В РЕКУ ТОЛЬКО ТО, ЧТО МОЖЕТ СЪЕСТЬ РЫБА!»
— Вот тебе место, где бросают в реку. А вон тебе и кафе, которое бичи сделали своим убежищем. Понял?
Влад перевел взгляд с Василия на трубу, потом опять на него, и, пожав плечами, смазал момент торжества:
— Да хрен с ними, с бичами! Как вы догадались, что Димон и есть Гремлин?
— Ну-у, — недоуменно развел руками Быков. — Дедукция, милый Ватсон. Дедукция! Раз он все время болтался рядом со мной и дисками, то кем еще он мог быть?
— Какими дисками? — принял охотничью стойку журналист.
— Это другая история, — заторопился Быков, увидевший, что охранники, которых он от «Утки» запустил в обход, вдоль канавы, чтобы перекрыть бичам путь к бегству, тащат кого-то смутно знакомого.
Когда его подтащили ближе, Быков, уже исчерпавший лимит удивления на сегодня, только головой покачал. Представительный Семеныч, с которым они пили в квартире старушки Даниловой, ругался и махал на уже отпустивших его здоровяков черной тростью с белой рукояткой в виде дракона:
— Отпустите меня, мерзавцы! Я вам в дедушки гожусь! Совсем стыд потеряли! Старших не уважаете!
— Семеныч, утихомирьтесь, — попросил Быков. — Не такой уж вы и дедушка. Но мы все равно очень вас уважаем. А вы-то здесь какими судьбами?
Старший из охранников, явно радуясь, что и их улов оказался не лишним доложил:
— Там еще одна дверь, сзади. Он возле нее в крапиве прятался, подслушивал!
— Я? А что я? Ничего я не подслушивал! — кипятился, брызгая слюной, Семеныч. — Гуляю я тут! А что? Река, деревья, тень и отражения в воде. Красиво! Вон и рыбу даже ловят!
Василий оглянулся. Как ни странно, но старик был прав. Если зажать нос и проигнорировать призывающую захламлять речку трубу, местечко и в самом деле прелестное. Спокойная гладь воды меж уютных зеленых берегов. Хоть картину пиши. И даже рыбаки с удочками вдали.
— А запах как же? — удивился, с подозрением щурясь, сыщик.
— Какой запах? — удивился старик. — Нет никакого запаха!
— Семеныч... — печально попросил его Василий. — Не компрометируйте славный возраст враньем. Ну, не бывает таких совпадений.
— Какие еще совпадения?! Говорю же: гулял я тут! Увидел вас, и решил посмотреть, что это вы тут потеряли, А что, нельзя? Что теперь, погулять, где хочу, нельзя?
— Можно. Гуляйте, — вздохнул Быков.
Старики порой, как дети. Ничего он не трогал, а чашка сама разбилась. Но ребенку еще есть смысл объяснять, что чашки сами собой не бьются. А какой смысл тратить нервы на старика?
Никакого. Тем более, если он еще и запахов не чует.
Быкову подумалось, что если бы Семеныч не горбился и поработал с дикцией, то за пенсионера его принять было бы трудно. Но тут Димон, оказавшийся неуловимым хакером Гремлином, начал торговаться, и Василию стало не до Семеныча.
«Все вы гады» — без пробелов!
Димон настаивал, что рассказывать начнет только после того, как ему заплатят. И заплатят солидно. Влад уверял, что он сам такими суммами не распоряжается. Надо ехать к Шеремеху. Димон говорил, что приедет туда сам, ибо не желает видеть, а главное, нюхать, во что превратился его бывший учитель. На это Влад горячо уверял, что никак не может отпустить его одного.
И тут в спор вмешался водитель микроавтобуса.
Он сказал, что при всей его горячей любви к некой матери, он ни за что не повезет в «мерсе» этот полутруп с именем Абсент и запахом клопомора.
Видя, что дискуссия заходит в тупик, Быков подошел к Димону и почти прошептал:
— Ты учти: пока ты один знаешь все, то кое-кому есть смысл с тобой покончить. Очень большое искушение. А вот если ты хотя бы чем-то поделишься с ближними, убивать тебя уже смысла не будет. Чем больше знающих, тем меньше риска для каждого из них.
— Что именно вы хотите знать? — ухватил суть Гремлин.
— Пароль для дисков.
— А... Ну, ладно. Пароль: «все вы гады!». Но без интервала, восклика, русскими буквами на английском регистре.
— Как это? — удивился бесшумно возникший у них за спинами представительный Семеныч.