— А это что? — удивилась жена. Она держала в руках небольшую потрепанную дамскую замшевую сумочку темно-зеленого, его еще называют болотным, цвета.
Сергей с трудом вспомнил, что ему ее сунула в руки Валерия Алексеевна, жена Маленкова. Они тогда, особенно не задерживаясь с поздравлениями, поспешили дальше, к старикам. В сумочке оказался дешевый будильник со слоником, ими в то время были забиты все магазины. На вид тоже не новый, как будто походя взятый с тумбочки. Сергей бы не запомнил этого эпизода, подаркам, он, по его словам, не придавал особого значения, а тем более не приценивался, что дороже, а что подешевле. Его удивило психологическое несоответствие дара сложившемуся в сознании образу этой семьи. Маленковы очень любили делать подарки, часто без всякого повода, и всегда старались выбрать что-либо необычное, запоминающееся. Этим они отличались от большинства хрущевских знакомых. Когда Сергей поступил в институт, то его одарили чудесной фаберовской готовальней в деревянной полированной коробке. Гляделась она настоящей драгоценностью, и за всю свою жизнь он не рискнул использовать ее по назначению. Совсем без повода он получил набор увеличительных стекол, тоже очень красивых. А тогда…
Эти мысли промелькнули, а может быть, даже не промелькнули в тот день, так, задержались в подсознании. Задумался он лишь после, и тогда же сделал вывод, что для Маленкова в тот день уже все казалось решенным, фигуры на доске встали по-новому, отцу Сергея в предстоящей партии места не отводилось.
Запомнилась ему и размолвка за столом. К тому времени компания старших давно замкнулась в своих интересах, о молодых почти забыли. Молодожен уже упомянул, что пьяных почти не было, но это не значит, что за столом не пили. Чуть подвыпил Булганин, его соратники только пригубливали, держались настороженно.
Отец новобрачного пребывал в отличном праздничном настроении, шутил, задирался. Когда Булганин начал очередной тост, он отпустил беззлобную шутку. Булганин среагировал бурно, просто взорвался. Стал кричать, что не позволит затыкать ему рот, помыкать им, скоро это все кончится… Его еле успокоили. Хрущев уговаривал своего друга: он и в мыслях не держал его обидеть. Неприятную вспышку погасили. Чего не бывает на свадьбе…
В. М. Молотову, по его словам, Хрущев напоминал прасола. Прасола мелкого типа.
— Человек малокультурный, безусловно. Прасол. Человек, который продает скот.
Ошибка Сталина в том, что он никого не подготовил на свое место. Хрущев не случаен. Конечно, не по сеньке шапка. Но и в нашей группе не было единства, не было никакой программы. Мы только договорились его снять, а сами не были готовы к тому, чтобы взять власть.
Я сопротивлялся такому большому освоению целины. Я и теперь считаю это неправильным. Я предлагал осуществить это в половинном размере. Не хватит людей, не хватит машин — мы это сделаем за счет других областей.
Я был против совнархозов и написал письмо в Политбюро, что это дело не подготовлено.
Я был против разделения партии на сельскую и городскую — это противоречит и Конституции, и Уставу партии. Это просто идиотство.
Против был не только Молотов. По свидетельству А. И. Аджубея, в атаку против курса ХХ партийного съезда пошли семь членов Президиума ЦК. Кроме Молотова, это были Маленков, Каганович, Ворошилов, Булганин, Первухин, Сабуров. Уже в ходе ХХ съезда Хрущеву стало ясно, что так или иначе последует более глубокий анализ обстоятельств, повлекших массовые репрессии. А главное, утверждались новые, неприемлемые для этих людей принципы партийной работы: выход из кремлевских кабинетов к людям, открытость, правда, демократия. На первый план выдвигалась забота о человеке, не мнимая, не в лозунгах и призывах, а деловая, активная. Молотову претила дипломатия личных контактов. Маленков, Каганович, Молотов помнили о списках арестованных, на которых стояли их резолюции.
Через год после ХХ съезда Хрущева спасло от поражения на заседании Президиума ЦК только вмешательство членов ЦК, явившихся в Кремль и потребовавших объяснений по поводу происходившего. К маленькой группе вышли Ворошилов и Булганин, начали кричать на пришедших. Ворошилов заходился от гнева, тыкал Шелепину, тогдашнему первому секретарю ЦК ВЛКСМ: «Это тебе, мальчишке, мы должны давать объяснения? Научись вначале носить длинные штаны».
Окрик «вождей» никого не испугал — уже прошел ХХ съезд партии. В Кремль спешили все новые группы членов ЦК. Прибывали партийные работники с мест. Их вызвал секретарь Горьковского обкома Н. Г. Игнатов.
Заседание Президиума ЦК, где соотношение сил было семь к трем, обострялось. Хрущева поддерживали А. И. Микоян и первый секретарь ЦК партии Украины А. И. Кириченко. Им важно было затянуть время, добиться созыва Пленума. Упреки в адрес Хрущева сыпались как из рога изобилия: ставили в вину освоение целинных земель, мягкость и уступчивость во внешнеполитической деятельности, либерализм в идеологии. За всем этим стоял страх, связанный с нараставшей критикой Сталина.
Был уже почти решен вопрос об освобождении Хрущева с поста Первого секретаря ЦК и назначении его министром сельского хозяйства — подальше от политики. Однако напор «взбунтовавшихся» партийных работников оказался столь сильным, что «семерка» вынуждена была пойти на созыв Пленума.
Более подробно об этом рассказывает С. Н. Хрущев.
Началось во вторник, 18 июня. Для заседания Президиума ЦК день необычный. По заведенному порядку они проходили по четвергам. Видимо, рассчитывали завершить дело к воскресенью.
Подготовку провели солидную. Расклад не предвещал никаких неприятностей. С одной стороны, Маленков, Молотов, Каганович, Ворошилов, Булганин, Первухин и Сабуров, семь членов Президиума ЦК, причем старейших. С другой — сам Хрущев, а с ним лишь Микоян и новичок Кириченко. Правда, кандидаты в члены Президиума, избранные в последние годы — Жуков, Шепилов, Брежнев, Шверник, Мухитдинов, Фурцева, — выступали на стороне Хрущева. Еще один потенциальный сторонник Никиты Сергеевича, секретарь Ленинградского обкома и кандидат в члены Президиума Козлов, отсутствовал. Его не звали, он по уши увяз в организации торжеств по случаю 250-летнего юбилея города. Кандидатов по-серьезному в расчет не принимали, голосовать они не имели права. Пленумы же давно не оспаривали решений, принимаемых Президиумом. Дружно голосовали «за».
Об основных ошибках Хрущева известно, теперь их сопровождал целый шлейф мелких претензий. По словам Хрущева-младшего, частично надуманных, частично смехотворных. Так, Каганович заявил, что Хрущев одно время, в самом начале 20-х годов, еще работая на руднике, поддерживал Троцкого. Тут явно зазвучали отголоски привычной схемы, отработанной в 30-е годы.
Хрущев оборонялся яростно. Ни одного из принципиальных обвинений он не признал, свои действия считал правильными. С мелочами соглашался, но не со всеми. К примеру, свои троцкистские «заблуждения» признал, но напомнил Кагановичу, что даже Сталин, знавший об этой истории, в 37-м не счел нужным акцентировать на ней внимание. Да и сам Каганович, узнавший обо всем от него самого, отбивался Хрущев, советовал, как обойти острые углы. А теперь вытащил пропахшую нафталином «историю» на свет Божий.
Победители рассчитывали склонить Хрущева к компромиссу. В обмен на капитуляцию большинство предлагало ему пост министра сельского хозяйства. Тут шли по проторенной дорожке: после смещения с поста главы правительства Маленков стал министром энергетики. Теперь настал черед отца Сергея. В противном случае…
Так и подмывает спросить у переполненного праведным гневом Сергея Никитича: а кто эту дорожку торил? Кто сместил Маленкова с поста главы правительства и назначил министром электростанций? Кажись, батюшка возмущенного сына, Никита свет Сергеевич…
О том, что происходило в зале Президиума ЦК КПСС в Кремле 18 июня 1957 года, рассказывает участник заседания Н. А. Мухитдинов.
Как-то в середине июня 1957 г. позвонил ему из Ленинграда Козлов и сказал:
— Скоро в Ленинграде будет большой праздник — 250-летие основания города. Ориентировочно — 23 июня. Идет большая подготовка. Приглашаются члены и кандидаты в члены Президиума ЦК во главе с Никитой Сергеевичем. Ты тоже приглашен, для тебя, как и для других, готовят персональный сувенир.