— Да это я сначала не узнаю. С первого взгляда. А потом-то узнаю. Ты ерунду говоришь. Не может человек притворяться другим человеком, тем более, здесь, в деревне. Это же тебе не город, где соседи друг друга только в лифте видят, да и то со спины. Здесь все друг друга знают снаружи и с изнанки.
— Очень здравая мысль, — поддержал меня Степан Пантелеевич. — Выдавать себя за другого человека в деревне — чистое безумие. Кстати, а почему вы решили, что недоброжелатель должен быть здесь новичком? Это нелогично.
— Но я не представляю, кто из местных может так меня ненавидеть! — воскликнула я. — У меня со всеми всегда были хорошие отношения…
— Но еще более странно представить, — проговорил Степан Пантелеевич, — что вас вдруг люто возненавидел кто-то незнакомый. Для ненависти, да что там, для простой неприязни нужна причина.
— Да это просто какой-то чокнутый! — воскликнул Ваня. — Маньяк. Точно. Я его выслежу, и уж тогда…
Глаза его кровожадно сверкнули.
Я задумалась. Кто в Васильках мог затаить на меня злость? Может кто-то не может простить, что я когда-то не дала ему поиграть со своей куклой или запустила в него огрызком яблока? Больше ничего в голову не приходит.
— Мы, конечно, не можем полностью исключить версию с маньяком, — заметил Степан Пантелеевич, хотя я на девяносто девять процентов уверен, что это все же не маньяк.
— А кто? — хором спросили мы с Ваней.
— Тот, кто хорошо вас знает, — произнес Орлиный Глаз после эффектной паузы. — Возможно, что и вы его хорошо знаете. Но необязательно.
— Но… — вырвалось у меня. — Зачем?
— Когда я сказал, что он хорошо вас знает, я имел в виду и то, что он может знать о вас нечто такое, о чем вы даже не подозреваете…
Я открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но передумала. А что тут, собственно, можно сказать или спросить?
— Орлиный Глаз сказал, что ты — очень смышленый парень, — вспомнила я, когда мы ехали домой.
— Я его вечный должник, — воскликнул Ваня.
— По-моему, он все еще больше запутывает, — поделилась я своими сомнениями. — То есть иногда он рассуждает очень логично и последовательно, а иногда…
— В этом и заключается его метод, — перебил меня Ваня. — И не забывай, что во многих случаях он оказывался очень эффективным.
— Лично мне ничего не известно об этих многих случаях.
— Я же тебе говорил…
— Ничего ты не говорил! — возмутилась я. — Только растравил мое любопытство.
— Ага, вот, значит, как, — обрадовался Ваня. — Ты, значит, мучаешься от любопытства? Прямо так и разбирает?
— Ничего меня не разбирает. И слышать не хочу ни про какие таинственные истории.
И зачем только я это сказала? Теперь демоны любопытства накинутся на меня с утроенной силой…
— А тебе не приходило в голову, что твой Коля — вовсе не Коля? — неожиданно спросил Ваня. — Ты же сама говорила, что не узнала его.
Я задумалась. Задумалась! Вот до чего доводит атмосфера тотального недоверия и подозрительности.
— Нет, — наконец, уверено ответила я. — Коля — это Коля. К тому же у него дети, жена…
— Это ничего не значит. У злоумышленника тоже может быть семья. И он вполне может взять ее с собой для отвода глаз.
— Но у него шрам! — воскликнула я с облегчением.
— Какой шрам?
— Его бык подрал.
— Что-то я не видел у него никакого шрама, — сказал Ваня.
— Ну да, под одеждой не видно. Он у него на боку. Еще немного, и была бы задета печень. В рубашке родился. Это врач тогда сказал.
— Ага, значит, под одеждой, — проговорил Ваня. Тон его мне почему-то не понравился. — А ты его, значит, видела.
— Ну да, видела, — я, наконец, поняла, куда он клонит. — Он мне сам показал. Задрал футболку и показал.
— С чего это? — подозрительность Вани ничуть не ослабела.
— Просто мы вспоминали тот случай, с быком… Кстати, это я первая начала. Напомнила ему.
— С одной стороны, это должно бы вычеркнуть его из списка подозреваемых, но с другой… шрам может быть ненастоящий. И все-таки есть в нем что-то подозрительное. Не нравится мне, как он на тебя смотрит.
— Не следует смешивать личную неприязнь и объективное расследование, — обижено сказала я. — А Коля — это Коля. И не надо на него бочку катить.
— А ты его прямо-таки обожаешь.
— Да, обожаю, — твердо сказала я. — Он в меня из рогатки стрелял. Гнилыми сливами.
Самое странное — это то, что Белку, оказывается, тоже одолевала подозрительность по отношению к Коле, хотя она и не считала, что он поддельный. О чем она мне и заявила вечером во время очередного чаепития.
— Ты забываешь, что его не было в деревне, когда произошел тот случай с полотенцем, — напомнила я.
— Да, но я бы, наверное, все же не стала придавать этому случаю такого уж большого значения.
— Почему это? — возмутилась я. — Уж не думаешь ли ты, что я это придумала, или мне это померещилось, или я вообще не в своем уме?
— Не в этом дело. Но все же мы не можем быть уверены, что этот случай относится к нашему делу. Может быть, это просто Необъяснимый Случай.
— Какой еще Необъяснимый Случай? О чем ты говоришь?
— Я думаю, ты знаешь, — начала Белка таким голосом, каким она обычно рассказывает сказки Алинке, — что не все можно объяснить. Иногда происходят вещи, которые объяснить никак не возможно. А они происходят, и все.
— Например?
— У меня был такой случай: я сидела дома одна. На кухне. Пила чай. Вдруг раздался страшный грохот, дверь кладовки раскрылась и оттуда вылетела… капуста.
— И что?
— И все.
— Отчего она вылетела-то?
— Не знаю, — пожала плечами Белка. — Знаю только, что лежала она на средней полке, вместе с двумя другими капустами, что никого кроме меня дома не было, включая домашних животных и что удар, от которого распахнулась дверь, был довольно сильный.
— Да-а, — задумалась я. — Наверное, она просто упала. Стукнулась об дверь, потому что во время падения набрала какую-то скорость…
— Но отчего она упала-то? — спросила Белка. — Никто же ее не трогал.
— Мало ли. Может, она лежала с самого края, полка ссохлась или рассохлась… Полки деревянные были?
— Да.
— Ну вот видишь. Она, наверное, давно упасть собиралась, лежала неудобно. Или ее другие капусты подтолкнули, которые лежали друг на друге и еле держались. Такое бывает.
— Всякое бывает, — неопределенно сказала Белка. — Они, кстати, друг на друге не лежали. Места было достаточно.
— Я что-то не пойму, причем тут твоя капуста?
— Это просто пример Необъяснимого Случая. Может, так было, может этак. Но все равно это очень странно и не похоже на правду. Прямо как с твоим полотенцем.
— Тоже мне, сравнила. Тут хоть какие-то объяснения можно придумать, а с полотенцем — вообще никаких.
— Ну почему — никаких. Вот сейчас, когда прошло какое-то время, эмоции улеглись, ты и сама, наверное, сможешь выдвинуть какие-нибудь предположения.
— Нет, не могу, — сказала я. — Кто-то его в меня бросил.
— Кто?
— Если бы я знала…
— Может, оно тоже просто упало.
— Говорю тебе еще раз: оно висело в двух метрах от двери. На крючке, который находится примерно на уровне моего плеча. Ты когда-нибудь слышала о законе всемирного тяготения?
— Ну что ты. Понятия не имею, что это такое.
— Все, что падает, падает вниз, — назидательно произнесла я. — А не вбок и тем более не вверх. Не могло оно упасть.
— Вот и я говорю: это просто Необъяснимый Случай.
— Ничего себе — просто! И как после этого можно спокойно жить?!
— После чего? — не поняла Белка.
— После того, как ты узнала, что бывают такие вот Необъяснимые Случаи.
— Есть многое на свете, друг Горацио…
— Нет, это не из той оперы. То есть пьесы.
Глава 14, в которой Пустой человек нападает
Ваня уехал в город. Привез меня домой и умчался. Сказал, что ему сегодня утром звонил один из партнеров по работе и ему срочно нужно решить какие-то проблемы.
— Я сегодня обязательно вернусь, — сказал он. — Это во-первых. Во-вторых. Вот тебе ключи от моего дома.