— Это еще зачем?
— Чтобы кровь в голову перетекла. Я слышала, это улучшает мыслительную деятельность.
Борька фыркнул и демонстративно отвернулся.
Сначала я, естественно, зашла к Белке.
— Орлиный Глаз решил устроить вечеринку, — сказала я. — Будут все.
— Ничего себе, — удивилась Белка. — Похоже, он заскучал у себя на хуторе…
— Вообще-то вечеринка будет у меня. Официальный повод — приезд моего любимого брата Борьки.
— А неофициальный?
— Не знаю, — я пожала плечами. — Глаз что-то задумал, но не говорит, что.
— А что говорит?
— Говорит: там видно будет.
— Туманно, — заметила Белка.
— Полный мрак, — согласилась я.
— Очень интересно было бы увидеть этого вашего профессора, — сказала Белка, глядя в сторону, — но…
— Что — «но»? — я уставилась на Белку. — Ты что, отказываешься придти?!
— Я не отказываюсь. Но и не обещаю.
От удивления я потеряла дар речи.
— Почему? — наконец выговорила я.
— Мне нечего надеть, — сказала Белка и отвела глаза.
Я было рассмеялась, но, увидев угрюмое и упрямое выражение на лице Белки, замолчала. Сказать, что я была удивлена, это не сказать ничего. Я была растеряна и подавлена. Что происходит? Почему Белка ведет себя так, как будто она вовсе не Белка, а кто-то незнакомый и чужой?
— Ладно, я постараюсь, — промямлила Белка.
Я выходила из дома Белки совсем не в том настроении, в котором заходила пятнадцать минут назад. Опять все не так. Опять мое радостное лето становится серым и мутным. Вот и Ваня тоже стал держаться как-то отчужденно, с тех пор, как мы узнали о сапфировой серьге. Интересно, почему? Надеюсь, он не думает, что я зазнаюсь, когда у меня появится старинное украшение. Если вообще появится.
А Белке я эту новость почему-то не рассказала. Сначала не успела, а потом стало как-то не до этого. Что с ней такое творится, хотелось бы знать? Ведь она так хотела познакомиться со Степаном Пантелеевичем…
Больше никаких непредвиденных проблем с приглашениями не возникло. Колька со Светкой и Вовка с Галкой с радостью согласились придти повидать моего брата и выпить чего-нибудь прохладительно-горячительного. Антона я не нашла, но зато нашла Ваню и он пообещал доставить Антона завтра к назначенному сроку. Оставался Серый. Интересно, где его сейчас искать? Вполне возможно, что он сидит с удочкой на речке или, хуже того, на лесном озере. Но сначала все-таки лучше зайти домой. Вдруг сегодня погода не рыбная или сейчас время не подходящее для вылавливания сомов.
Ваня увязался за мной, хотя я и сама бы запросто нашла дом Серого. Мы стучали и кричали, но никто так и не отозвался. Значит, он все-таки на рыбалке. Ну что ж, можно попробовать прогуляться в сторону речки. Хотя кто его знает, где именно он рыбачит…
— А его дома нету, — услышали мы за спиной высокий женский голос.
Обернувшись, я увидела, что у калитки стоит соседка Серого, тетка Маша. Я вежливо поздоровалась и спросила, не знает ли она, где Серый. То есть Сережа.
— Да на рыбалку, наверное, пошел, куда ж еще, — пожала плечами тетка Маша. — А, может, к Глафирье. Он у нее телевизор чинит. И радиоприемник с утюгом. Они у нее на чердаке сто лет валяются, а он вызвался починить.
Я удивилась количеству сломанной техники в доме моей ближайшей соседки Глафирьи и энтузиазму Серого.
— Давай ему записку напишем, — предложил Ваня.
— А чем? — спросила я, оглядываясь по сторонам. — И на чем?
— Ручка у меня есть, — сказал Ваня, доставая из кармана джинсов маленькую стальную авторучку. — А вот с бумагой хуже.
Пока мы под любопытными взглядами тетки Маши искали, на чем бы написать записку, необходимость в ней отпала. Потому что появился Серый собственной персоной. С удочками и сеткой, в которой лежала здоровая рыбина. Мы поздоровались, и я сообщила, что завтра у меня собираются все наши.
— Ты тоже должен быть, — заявила я безаппеляционным тоном, так как знала, что он вполне может предпочесть рыбалку любой дружеской вечеринке.
— Завтра? — переспросил Серый. — Вечером?
— Ну не утром же.
Серый посмотрел на удочки, потом на рыбину в сетке и, тяжело вздохнув, произнес:
— Ладно, приду.
— Вот и молодец, — обрадовалась я.
Серый неторопливо направился к сараю, зашел внутрь и тут же появился с пакетом в руках. Потом он засунул руку в сетку, схватил рыбину за жабры, вытащил ее на свет, после чего затолкал в пакет, а пакет сунул мне.
— Что это? — пролепетала я, невольно отодвигаясь.
— Щука, — сказал Серый.
— А что я с ней буду делать? — Вид этой скользкой блестящей рыбины, надо сказать, не внушал мне никакого энтузиазма.
— А я почем знаю, — пожал плечами Серый и, помахав на прощанье рукой, направился в дом.
Ваня взял у меня из рук пакет со щукой, и мы развернулись, чтобы уходить.
— Щуку хорошо запекать в сметане, — сказала тетка Маша. Оказывается, она все еще была здесь. — Или уху сварить.
— Уху я умею, — неожиданно сказал Ваня.
— А я ничего не умею, — сказала я. — Могу только пожарить филе из супермаркета.
Тетка Маша укоризненно покачала головой, и мы ушли.
— Я знаю классный рецепт ухи, — сказал Борька, который вышел из сосредоточенной задумчивости, когда увидел щуку, которую Ваня вытряхнул из пакета в раковину.
— Ваня тоже знает, — сказала я.
— Никакой картошки и прочей ерунды, — продолжал Борька. — Рыба, луковица, черный перец, лавровый лист и много зелени.
— А в конце надо влить рюмку водки, — добавил Ваня.
— Точно! — обрадовался Борька. — А лучше две.
— Смотря какой объем.
— Ее же еще чистить надо, — сказала я, с неприязнью глядя на рыбину.
— Я почищу, — вызвался Ваня. — Только лучше это делать на улице.
— Мы что, прямо сейчас будем уху варить? — поинтересовалась я. — Лично мне есть совсем не хочется. К тому же уже почти ночь.
— Конечно, сейчас не будем, — отозвался Борька. — Уху надо есть свежей, с пылу, с жару. Завтра сварим. Но почистить лучше сегодня.
Мы с Ваней отправились во двор, а Борька, придав лицу глубокомысленное выражение, снова уселся в кресло и закинул ноги на журнальный столик.
Ваня разложил на столе во дворе старые газеты, взял в руки нож и показал этой рыбине, где раки зимуют. Через полчаса она представляла собой гору аккуратных кусочков, сложенных в большую миску. На запах прибежали три соседских кота: рыжий, серый и полосатый. А, может, кто-то из них был кошкой. Не знаю, я им под хвост не заглядывала. Они сидели немного в стороне и молча наблюдали за Ваниными руками. Когда разделка была завершена, Ваня торжественно отнес на газете то, что им причиталось. Они встретили его радостными мявами, особенно старался серый, самый худой. Пока рыжий и полосатый медленно и с большим достоинством приближались к газете, серый слопал большую часть угощения. Он недовольно зарычал, когда товарищи присоединились к его пиршеству, но драки устраивать не стал. Мы с Ваней ушли в дом, и не видели, чем все это кончилось.
Рыба была засунута в холодильник, Ваня тщательно вымыл руки, но рыбный запах все равно не выветрился. Непонятно было, откуда он исходит: от Вани, от меня или из холодильника.
— Надо проветриться, — сказала я.
— Ну, ну, — насмешливо произнес Борька.
— Чего ты нукаешь? — накинулась я на него. — Расселся тут с умным видом, да еще и нукает! Мы, между прочим, вон какую рыбину почистили!
— Вы? — Борька поднял одну бровь.
— Мы, — подтвердил Ваня. — Моральная поддержка тоже считается.
— Да я что, я ничего, идите, гуляйте, дело молодое…
Борька скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Я, на всякий случай, показала ему кулак и мы с Ваней вышли и пошли в сторону речки. По дороге я рассказала ему о странном поведении Белки.
— Как ты думаешь, что на нее нашло? — спросила я.
— Трудно сказать. Но я знаю, что у женщин иногда бывают ничем не мотивированные… состояния.
— Может, у кого-то и бывают, но только не у меня, — заметила я сердито.
— А я о тебе и не говорил.