- Вот и приехали, – послышался удовлетворенный голос Фения Руфа. – Дети? Прочитали молитву? Готовы встретиться с Хароном? А с его хозяином Плутоном?
- Приступать, господин? – торопился нетерпеливый Диодот.
Голос сирийца заглушил плеск речной воды. У Фабия перед глазами промелькнула синева Тибра. Сколько раз он купался в нем? Плавал, весело плескаясь? И даже подумать не мог, что окончит в этих водах свои дни. Сильное течение отнесет мертвое тело далеко отсюда и мама даже не будет иметь возможности похоронить сына. Стиснув зубы от гнева, он яростно продолжил перерезать веревки.
- Впрочем, – весело продолжил сенатор. – Я вовсе не изувер. Диодот, лиши их сознания, выруби. А то, как представлю, как детки бьются в мешке, заполняющимся водой, так на глаза сразу слезы наворачиваются.
Фабий мысленно застонал, сжимая ладонью кинжал.
“Будь ты проклят!”
Мешковина раскрылась, в лицо ударил яркий солнечный свет, спустя мгновение сменившийся темнотой.
Глава двадцать третья. Прощание с жизнью
Было холодно, мокро и очень тесно. Ощущения напоминали те, которые испытываешь, когда застреваешь в глубоком и узком колодце. Ледяная вода доходит уже до подбородка, а ты понимаешь, что ничего не можешь поделать. Еще немного и она начнет затекать в рот, затем в нос. Ты бросаешь взгляд наверх, туда, где ярко светит теплое солнце, видишь лишь маленькое пятно размером с небольшую тыкву и осознаешь, что смотришь на него в последний раз…
Фабий не был знаком с таким чувством, но сейчас ему казалось, что он испытывает нечто подобное. От окутывающей кромешной темноты веяло сыростью и беспокойством.
“Это сон, мне снится кошмар”, – пронеслось в голове. – “Пора просыпаться”.
Попытался открыть глаза и сразу почувствовал, что рот наполнен водой. Выплюнул мерзкую жидкость, закашлялся. Дернул руками, затем ногами. Безрезультатно, связаны. Окончательно придя в себя после сильного, заставившего его потерять сознание, удара нанесенного Диодотом, он вспомнил о ноже. Вцепился в рукоятку и изо всех сил принялся разрезать веревки. Легкие разрывались от почти полного отсутствия кислорода, камень упорно тянул вниз, на самое дно, в голове носились панические мысли:
“Как там Туллия?.. Брат?.. Сумеют продержаться?..”
Лопнула веревка, связывающая руки. С удовольствием подвигав ими, Фабий перерезал следующую, к которой наемник привязал камень. Стало легче. Резким движением вспорол намокшую ткань и выбрался из мешка. В глазах поплыли красные круги, рот помимо воли наполнился водой, легкие рвало и, казалось, они скоро не выдержат и взорвутся.
Согнувшись пополам, Фабий дотянулся до щиколоток и, чувствуя, что слабеет, почти теряет сознание, освободил ноги. Представил, как бьется, тщетно пытаясь спастись Туллия, захлебывается, теряя надежду, Феликс и, собрав всю свою волю в кулак, он в несколько взмахов, оттолкнувшись от илистого, мягкого дна, добрался до поверхности воды и вынырнул из нее. Рот жадно вдохнул вкусный, спасительный воздух и тут же исторг наружу мутную жидкость. Фабий зашелся в кашле, едва сумел унять спазмы, сотрясающие горло, сделал несколько глубоких вдохов и нырнул обратно.
Тибр, протекая через город, сделался грязным, напрочь лишившись синевы и прозрачности. Отыскать в его водах серые мешки оказалось делом весьма трудным. И, только когда легкие вновь начало ломать и рвать, он, наконец, сумел разглядеть их. Один дергался, крутился, то и дело, пытаясь оторваться от поверхности дна, а вот второй оставался подозрительно неподвижным, лишь слегка покачивался ласкаемый течением.
Внутри у Фабия все похолодело.
“Опоздал? Тиберин, не смей забирать моих друзей!” – обругал он речного бога.
Подплыл к тому, что шевелился. Внутри оказался Феликс. Брат даже не взглянул на него, лишь еще сильней закрутился, в попытке освободиться от прочных пут. Пустил ртом поток пузырей, бешено вращая выпученными глазами.
“Почему Туллия не двигается, не борется? На нее непохоже…”
Сердце сжалось от боли и отчаяния. Быстро, нервными, несколько дерганными движениями полоснул кинжалом по веревкам. И даже не перерезав их до конца, кинулся спасать юную матрону.
“Только бы не оказалось слишком поздно… Тиберин, не смей ее трогать!”
Феликс тем временем рывком сбросил с себя надрезанные путы и устремился наверх, работая руками, словно ластами. Фабий сейчас за него не беспокоился, плавал брат превосходно. А вот насчет Туллии…
Оказавшись рядом с ней, в долю секунды вспорол грубую мешковину и на мгновение отшатнулся. Лицо дочки адвоката было неподвижным, спокойным, даже, можно сказать, царственно бледным, словно восковая маска в домах патрициев. Лишь кляп, торчавший во рту, выглядел неуместным и лишним. Фабий, не мешкая, сразу его и вытащил. А затем, сам не понимая, что делает, припал к губам Туллии, делясь с ней последними остатками драгоценного воздуха. Одновременно оттолкнулся ногами от дна и попытался всплыть.
Вдвоем подняться наверх оказалось намного сложней, чем одному. Руки отказывались грести, легкие разрывались на части, требуя кислорода, а дочка Цинны, будто речная наяда, вместо помощи упорно тянула вниз, явно намереваясь остаться вместе с ним здесь навсегда. В глазах начало темнеть, движения сделались судорожными, мышцы отчаянно болели, вокруг плясали огненные круги.
Вдруг, когда сил уже не осталось, он неожиданно почувствовал, что его подхватил кто-то сильный и уверенно потянул к свету.
- Тиберин… – прошептал Фабий. – Подлый божок…
В глаза ударили яркие, ослепляющие лучи, уши наполнились позабытыми звуками плескавшейся воды и отдаленного, но такого родного шума города.
- Если хочешь, можешь, конечно, меня и так называть, – отплевываясь, с трудом переводя дыхание, прохрипел брат. – Но Феликс мне нравится больше.
Фабий, не чувствуя своего тела, повалился на землю.
- Спасибо, – попытался сказать он, но вместо слов благодарности изо рта вытекла едва не ставшей смертельной вода.
- Квиты, – отозвался Феликс. – На самом деле нас спас ты. Я, сказать по правде, уже начал терять веру в свое счастье, думал, оно решило покинуть меня… – И хрипло рассмеялся. – Кстати… Как ты сумел выбраться из мешка? А веревки, как распутал?
- Кинжал… Я стащил с пола нож Диодота, которым тот пытался тебя убить.
- Ловкач, – ухмыльнулся Феликс. – Освободим твоего отца, пойдем на улицы народ потешать. Теперь я знаю, на что ты способен. Заработаем кучу денег… Не все ж тебе в лавке торчать.
Фабий с трудом, чувствуя боль в каждой частичке своего тела, перевернулся набок и взглянул на Туллию, по-прежнему лежавшую без малейшего движения. Ее лицо все еще оставалось бледным и неподвижным, глаза полузакрыты, рот, наоборот, открыт.
- Жива?..
Вместо ответа брат, морщась и кривясь, встал на четвереньки и попытался надавить дочке адвоката на грудь. Безрезультатно. Заметно нервничая, Феликс бросил на Фабия испуганный взгляд.
- Она не может умереть, мы пробыли под водой совсем немного. Помнишь, на спор, прошлым летом мы находились в реке намного дольше.
- Она была без сознания… – глухо отозвался Фабий.
Отодвинул брата и трясущимися руками принялся массировать Туллии грудную клетку.
- Она же не умрет? – забеспокоился Феликс, крутясь рядом и сильно мешая. – Что же делать?
Фабий надавил, отпустил, надавил сильней, еще раз, еще…
“Вдруг уже поздно? Нет, этого просто не может быть. Она жива, жива…”
- Давай, Туллия, давай! Ты не можешь нас бросить!
В отчаянии бросил взгляд в сторону, кляня бога реки, и тут девочка закашляла. Вначале слабо, затем сильней, с каждым новым звуком из ее рта вырывался самый настоящий поток воды. Наконец, все закончилось. Туллия обессилено затихла, на щеках появился легкий, едва заметный румянец, в уголках губ промелькнула благодарная улыбка.