В конце 1818 года в Вероне появился хорошо одетый иностранец, по имени Ревар, отрекомендовавшийся торговцем из Северной Франции. Дескать, теперь, когда у него умерла любимая жена, а дети обзавелись собственными семьями, он осуществляет свою заветную мечту: хочет поселиться в Италии, где намерен купить маленькую лавочку по сносной цене.
Он действительно открыл лавочку. Над ней красовалась вывеска «Оптика». Но здесь не отказывались и от операций с драгоценностями. Между тем хозяин, называвший себя Реваром, не выказывал особого интереса ни к оптике, ни даже к бриллиантам. Все дела он доверил своему компаньону Петруччи. Этот Ревар был удивительно похож на Наполеона. Знакомые даже прозвали его в шутку «императором». И вообще пришелец из Франции был каким-то чудаком. Петруччи частенько упрекал его за филантропию. Ревар даром отдавал товар бедным парочкам, которые не могли позволить себе роскошь купить то, что им хочется. Ревар лишь посмеивался и тотчас возмещал убытки из толстого кошелька.
23 августа 1823 года к вечеру согласно позднейшим показаниям Петруччи и других свидетелей перед лавочкой Ревара остановилась карета. Кучер стремглав кинулся внутрь. Он передал Ревару письмо, которое того сильно взволновало. Обратясь к Петруччи, Ревар объявил: «Я должен уехать немедленно по одному важному делу. Лавку оставляю вам».
Часа через два он пришел к Петруччи и вручил ему толстый пергаментный пакет, запечатанный сургучными печатями. Сказал при этом: «Я должен уехать надолго, а времена нынче неспокойные. Если через три месяца я не вернусь, отвезите это письмо королю Франции. Он вознаградит вас за услугу». Ревар сел в ожидавшую его карету, только колеса загремели по мостовой.
Через 12 суток, 4 сентября 1823 года, в Шенбруннском дворце в Австрии тревожно пылали свечи: сын Наполеона, тяжело больной скарлатиной, метался в бреду. Около 11 часов вечера один из часовых услышал шорох в плюще, обвивавшем высокую каменную ограду вокруг сада. Мелькнула какая-то тень. Кто-то спрыгнул наземь и бросился к дворцу. Часовой выстрелил. Человек рухнул навзничь. Подошли люди. Неизвестный был мертв. Труп отнесли в сторожку садовника. Сообщили властям. После осмотра тела было велено запереть сторожку и приставить часовых. Наутро появились два высокопоставленных австрийских офицера, знавшие Наполеона в лицо. Они пришли взглянуть на останки таинственного незнакомца, застреленного в саду Шенбруннского дворца. Через несколько часов прибыли представители французского посольства и потребовали выдачи трупа. В их просьбе было отказано. По настоянию жены Наполеона тело унесли в замок и похоронили в ничем не отмеченной могиле, рядом с местами, предназначенными для жены и сына императора.
А Ревар так и не вернулся в свою лавку в Вероне.
Не успел Петруччи выехать с письмом в Париж, как в Верону прибыли четверо французских чиновников. Они ликвидировали лавку, которую держал таинственный Ревар, заплатив синьору Петруччи 100 тысяч золотых за письмо, но главным образом за молчание. И Петруччи молчал об этом 30 лет. А потом чистосердечно признался во всем под присягой веронским властям. Он был уверен, что его компаньоном по торговле был сам Наполеон Бонапарт.
Все, кто хорошо знал императора и навещал его в последние дни, сообщают, будто изгнание «сильно изменило его». К примеру, Наполеон, славившийся феноменальной памятью, не мог припомнить многих эпизодов, которые были ему отлично известны. Неожиданно он стал грубоватым, даже неотесанным, словно простой крестьянин. Да и лечившие его врачи выказывали мало почтения к своему «высокому пациенту».
При исследовании завещания, написанного узником за год до смерти, обнаружились заметные отклонения от хорошо известного наполеоновского почерка. Выдающиеся французские графологи, изучавшие документ, заявили, что в характере Наполеона произошли «какие-то глубокие сдвиги, вызванные, должно быть, заточением».
В архивах Балейкура есть запись о Франсуа Робо: «Родился в этом селении, умер на Св. Елене…» Дата предполагаемой смерти на Св. Елене зачеркнута. И видимо, неспроста: вполне возможно, что он умер там 5 мая 1821 года под именем Наполеона Бонапарта, на которого так был похож…
Другим загадочным моментом в обстоятельствах, окружающих смерть Наполеона, является официальное английское сообщение, сделанное весной 1956 года. Закрыв наполеоновское досье в 1821 году сообщением о смерти императора от рака желудка, Англия прождала 135 лет, чтобы заявить, что у нее сохраняется часть кишечника Наполеона. И что этот кишечник продырявлен. Похоже, будто кишечник ранен штыком или пулей… Вызвана ли смерть Наполеона этим ранением, как теперь утверждает Англия? Причинена ли она выстрелом в саду Шенбруннского замка?
История смерти Наполеона Бонапарта до сих пор окутана тайной.
Где она, легендарная скрипка Маджини?
Евграф Кончин
Все началось с картины. Она изображала молодого офицера в форме инженера путей сообщения. Этому соответствовали детали картины — циркуль и план, лежащие на столе. Но скрипка? При чем тут скрипка, которую бережно держал в руках неизвестный? Она прямо-таки бросалась в глаза и, несомненно, была главной смысловой деталью портрета.
Не знали и автора картины. Но им был, бесспорно, одаренный и опытный живописец первой половины прошлого века. Поэтому Ф. Вишневский — московский коллекционер и главный хранитель музея художника Тропинина — и купил портрет у наследников артиста оперетты Г. Ярона. При этом удалось только выяснить, что Ярон приобрел портрет в начале 30-х годов в семье неких Львовых. Фамилия ни о чем не говорила до тех пор, пока Вишневский не обратился к «Русским портретам» — фундаментальному пятитомному изданию, вышедшему в 1905–1909 годах. Поискал и нашел — в пятом томе под номером 179. Тот самый портрет!
Из краткого пояснения явствовало, что художник И. Олешкевич изобразил в 1823 году композитора, дирижера и выдающегося скрипача Алексея Федоровича Львова (1798–1870). Вот тогда-то и стало понятным, почему именно в семье Львовых приобрел картину Ярон. Когда живопись очистили от грязи, промыли и внимательно исследовали, то обнаружили и подпись художника, и дату создания портрета. История этого необычного живописного полотна заинтересовала меня, и вот что мне удалось узнать.
Олешкевич был академиком живописи и писал много портретов, которые пользовались всеевропейской известностью. Современники отмечали, что «портреты его отличались совершенным сходством и он имел всегда множество заказов». Его другом был поэт Адам Мицкевич, который посвятил Олешкевичу прекрасное стихотворение.
Художник был в зените славы, когда писал портрет двадцатичетырехлетнего Львова — сына директора придворной певческой капеллы. Алексей Федорович мог бы сделать блистательную инженерную карьеру — ведь он был талантливым путейцем. Его звания говорят о том, что он был допущен в самые высшие придворные сферы: генерал свиты императора, флигель-адъютант, тайный советник и гофмейстер.
Однако прославился Львов на поприще русской культуры. Ведь он автор оперы «Ундина» и многих других сочинений, в основном скрипичных. Видный музыкальный деятель, основатель симфонического общества и скрипичного квартета. Выдающийся педагог, автор «Советов начинающему играть на скрипке». Директор (после смерти отца) певчевской капеллы, поднявший ее до высокого художественного уровня. «Сравнивать хоровое исполнение Сикстинской капеллы в Риме с этими дивными певцами то же, что сравнивать несчастную маленькую труппу пилил третьестепенного итальянского театра с оркестром Парижской консерватории», — утверждал знаменитый французский композитор Берлиоз.
О редкостном исполнительском искусстве Львова-скрипача я мог бы привести не просто одобрительные, а прямо-таки восторженные отзывы светил музыкального мира прошлого столетия — Глинки, Шумана, Адана, Мендельсона-Бартольди.
Когда в мае 1838 года Львов исполнил одно из сочинений Бетховена, прославленный скрипач Берио кинулся обнимать Алексея Федоровича с возгласами: «Никогда не поверил бы, что любитель, занятый, подобно вам, столькими делами, мог возвысить свое дарование до такой степени. Вы настоящий художник! Вы играете на скрипке удивительно, и инструмент у вас великолепный…»