Перед этим натиском правительство не смогло устоять: в 1878 году был издан так называемый «Бэн-Эллисоновский билль», возвративший серебряному доллару платежную силу и восстановивший частично его чеканку. Сделав это, государство взвалило на свои плечи тяжкое бремя, ибо тем самым оно обязалось поддерживать отношение стоимостей золота и серебра постоянным и равным 1 : 15. Чтобы поддерживать это отношение все время на одном уровне, казначейство должно было скупать излишки металла на серебряном рынке, тем самым не допуская падения его цены. А делать это было тем труднее, что именно в конце XIX века производительность серебряных рудников в Соединенных Штатах росла с фантастической быстротой.
В казначейство стали стекаться громадные массы серебра. С 1870 по 1891 год государство скупило более двух третей всей американской добычи серебра, в сущности, расплатившись за него полновесной золотой монетой. Ценность серебра упала катастрофически, и в США возникло паническое беспокойство за судьбу денежного обращения, перегруженного серебром. В 1893 году чрезвычайная сессия конгресса отменила решение о покупке серебра, и США перешли на так называемое «хромое» денежное обращение, при котором за серебряной монетой сохраняется платежная сила, хотя чеканка ее остановлена.
Но биметаллисты не намерены были сдаваться и продолжали борьбу. И вот тут-то, по-видимому, в их поле зрения попал Эмменс. Думается, в своей статье Г. Смирнов не обратил должного внимания на экономическую подоплеку эмменсовского предприятия. А она, мне кажется, снимает с синдиката «Аргентаурум» всякую таинственность.
Действительно, при внимательном изучении статьи в газете «Дейли кроникл» за 1897 год я обнаружил важную цифру: стоимость получения одной унции золота, включая сюда и стоимость самого серебра, составляла 50 франков. По курсу тех лет 1 доллар стоил 5,25 франка, следовательно, унция искусственного золота должна была обходиться в 9,5 доллара. Учитывая, что, по свидетельству Эмменса, при производстве терялось 25 процентов серебра, нетрудно установить, что на 1 унцию производимого золота требуется 1,33 унции серебра.
Таким образом, из одной унции серебра Эмменс получил 0,75 унции золота, затратив на это превращение 9,5/1,33 = 7,12 доллара. Стоимость же золота в те годы составляла 13,5 доллара за унцию, поэтому за золото, полученное из одной унции серебра, можно было выручить 13,5 0,75 = 10 долларов. Выходит, чистая прибыль синдиката 10—7,12 = 2,88 доллара с каждой унции серебра. Если учесть, что стоимость серебра катастрофически падала и в 1897—1899 годах составляла всего 40 центов, то нетрудно понять: Эмменс сулил акционерам норму прибыли в 600— 700 процентов!
«Помилуйте, — скажет читатель, — все эти расчеты имели бы смысл лишь в том случае., если бы Эмменс действительно осуществил превращение серебра в золото. А это-то как раз и не доказано». Но в том-то и дело: Эмменсу важно было, чтобы его сообщению поверили на небольшой срок...
Во время катастрофического падения стоимости серебра соответственно обесценивались серебряные рудники, и у их владельцев появлялось горячее желание продать их как можно быстрее. В это самое время Эмменс мог по дешевке скупить акции рудников, а потом начать распространять сенсационные слухи об аргентауруме и о превращении серебра в золото. Если учесть, что лишь в районе озера Онтарио серебряные рудники ежегодно давали около 20 миллионов унций серебра, то нетрудно понять, какой эффект произвели эти сообщения, сулящие вместо 8—10 миллионов долларов в год 50—60 миллионов. Спрос на акции серебряных рудников растет, они дорожают. Тогда Эмменс быстро распродает скупленные ранее акции и, оставив разницу у себя в кармане, объявляет, что с аргентаурумом у него получилась ошибка.
Могло быть и по-другому. Владельцы серебряных рудников, стремясь избавиться от бесприбыльных и быстро обесценивающихся владений, могли преподнести Эмменсу кругленькую сумму. А он за это мог оказать им любезность: своими сообщениями вздуть цены на рудники на время небольшое, но достаточное, чтобы сбыть их с рук за хорошие деньги.
Думается, это самое простое и наиболее вероятное объяснение тайны синдиката «Аргентаурум».
П. ВЕСЕЛОВ, писатель
ПРОЕКТ «All-big-gun» 1884 ГОДА
«Енисей» быстро оседал на нос и кренился на левый борт. В огромную пробоину с ревом врывалась вода. Степанов, очень хорошо знавший все качества своего детища, сразу понял: спасти корабль невозможно. И несколько последних оставшихся ему минут жизни он посвящает спасению людей. Четко и быстро исполняются отдаваемые им приказы. Одна за другой спускаются на воду шлюпки, стоя на мостике, он подбадривает и торопит оставшихся.
«Владимир Алексеевич! Батенька! Скорее! Не терпит время! Считанные минуты остались!» — прокричал Степанову штурманский офицер. В ответ с мостика донеслись до всех последние слова командира: «Кто останется на корабле, пристрелю сам. Обо мне прошу не беспокоиться. Прощайте, братцы!»
Так он и запечатлен в памяти людей, застывших на отваливших от гибнущего «Енисея» шлюпках: один, с непокрытой головой, стоящий на мостике беспомощного, быстро уходящего в воду корабля. Вот высоко задралась корма, мелькнули в воздухе неподвижные бронзовые винты, и негостеприимные волны чужого моря сомкнулись над головой Владимира Алексеевича Степанова, избавив его от далеко не единственного, но, быть может, самого горького разочарования в жизни...
Не так уж много найдется в истории кораблестроения людей с судьбой более драматичной, чем судьба Степанова. Благодаря удивительной проницательности и одаренности он еще на заре своей военной и изобретательской деятельности предугадал значение минного оружия в грядущих войнах на море, и в плеяде специалистов, создавших высокую репутацию русскому минному делу, Степанову принадлежит почетное место.
Он изобрел первую в мире автоматическую систему для постановки мин на ходу корабля. Он разработал проект первого в мире минного заградителя — быстроходного специализированного корабля, предназначенного для скрытой постановки мин у вражеских берегов. И когда грянула русско-японская война, в составе нашего флота уже находились корабли, которых не было ни в одной стране мира.
Но как будто злой рок преследовал Степанова. События сложились так, что русская эскадра, ослабленная внезапным нападением японцев, отстаивалась на внутреннем рейде Порт-Артура. И когда возникла угроза высадки японского десанта на Квантунском полуострове близ коммерческого порта Дальний, единственным кораблем, готовым преградить путь японскому флоту, оказался минный заградитель «Енисей», построенный по проекту Степанова.
Непроглядной ночью 28 февраля 1904 года, во время снежной пурги и пронизывающего ледяного ветра, маленький ладный кораблик вышел на позицию и приступил к постановке мин. Почти двое суток не сходит с мостика командир. Ни смертельная усталость, ни брызги, превратившие его реглан в ледяной панцирь, не могут заставить его оторваться от дела, к которому он готовился всю жизнь.
Вот уже перегорожен двойной линией мин северный выход из Тальенваньской бухты. Ветер крепчает, колючий снег снижает видимость почти до нуля. Но «Енисей» упорно идет вперед; одна за другой через разные промежутки времени плюхаются за борт тяжелые рогатые мины. Наконец сброшена последняя мина. Общий вздох облегчения, повеселевшие лица. Степанов внимательно оглядывает в бинокль пройденный кораблем путь и вдруг замечает на гребне волны всплывшую мину. Если противник обнаружит ее, преимущества скрытности минирования будут утрачены...
Поморщившись, Степанов отдает приказание, и «Енисей» малым задним ходом начинает приближаться к мине. С кормового орудия мигом сдернут чехол, еще минута, и мина будет уничтожена. И в этот момент чудовищной силы взрыв сотрясает корабль...