«Каким же образом, — спросил я о. Серафима, — узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святого?» — «Это очень просто, — отвечал он мне, — поэтому-то и Господь говорит: «Вся простота суть обретающим разум». Да беда-то вся наша в том, что сами-то мы не имеем этого разума Божественного, который не кичит (не нажмевает), ибо не от мира сего есть. Разум этот, исполненный любовью к Богу и ближнему, созидает всякого человека во спасение ему. Про этот разум Господь сказал: «Бог хочет всем спастися и в разум истины прийти…» Находясь в этом разуме, апостолы всегда видели, пребывает ли Дух Божий в них или нет и, проникнутые им и видя сопребывание с ними Духа Божия, утвердительно говорили, что их дела святы и вполне угодны Господу Богу».
Я отвечал: «Все-таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверенным, что я в Духе Божием, как мне самому в себе распознавать истинное Его явление?» Тогда о. Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою. Что же ты не смотришь на меня?» Я взглянул после этих слов в лицо его, и на меня напал еще больший ужас. Представьте себе в середине солнца лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук не видите, не видите ни самих себя, ни его фигуры, а только один свет ослепительный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом и озаряющий ярким блеском и снежную поляну, и меня, и великого старца. «Что же чувствуете вы теперь?» — спросил меня отец Серафим. «Необыкновенно хорошо», — сказал я. «Да, как же хорошо? Что именно?» Я отвечал: «Чувствую я тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу». — «Это, — сказал о. Серафим, — тот мир, про который Господь сказал ученикам своим: «Мир Мой даю вам, не яко мир дает, Я даю вам». Что же еще чувствуете вы?» — спросил меня о. Серафим. «Необыкновенную сладость», — отвечал я. «Это та сладость, про которую говорится в Священном Писании: «От тука дому твоего упиются и потоком сладости Твоея напоиши я». От этой сладости наши сердца как будто тают, и мы исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может… Что же вы еще чувствуете?» — «Необыкновенную радость во всем моем сердце». — «Когда Дух Божий нисходит к человеку и осеняет его полнотою своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостию, ибо Дух Божий радость все, к чему бы Он ни прикоснулся… Что еще чувствуете?» — «Теплоту необыкновенную». — «Как, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает… Какая же может быть тут теплота?» — «Какая в бане бывает…» — «И запах как в бане?» — «Нет, на земле нет ничего, подобного этому благоуханию!»
Муста Эд-Дин
Предсказание о падении Турецкого царства
Всем известно, что турки, будучи во все время владения своего на Востоке победителями, никакого народа столько не боятся и не уважают, как русских. Солиман, султан турецкий, был государь мудрый, справедливый, воздержный и милостивый до такой степени, что снабжал не токмо турецкие, но даже и христианские семейства милостынею; особливо же упражнялся он много в явлениях и знамениях небесных и, приобретя в сем глубокие сведения, узнал, что власть и царство Турецкое не погибнет ни от какого другого народа, как от русского. А посему, написав завещание, вручил оное для хранения одному из знаменитейших своих визирей по имени Могамед-Паша, в коем написано было следующее: «Если я пойду войною на русских, то наверное знаю, что из той войны назад не возвращуся; но уповаю на Бога и великого Пророка, что не пойду на землю Русскую. Так же и сын мой Селим, долженствующий вступить по мне на престол, а равно и наследники по нем, да знают, что Бог, небо и звезды Его возвещают, что никакой народ царству Оттоманскому никогда вредить не может, кроме одного только народа русского. По сей причине повелеваю и увещеваю, чтобы вы никогда на русских войною не наступали и мечей своих обнажать на оных не дерзали. Особенно старайтесь наблюдать, чтоб нога ваша не преткнулась о камень соблазна, ибо то неоспоримая истина, что, пока вы будете соблюдать в отношении к сему народу нерушимый мир и веру, то и оный равномерно станет воздавать вам тем же. Но ежели захотите наступить на него неправдою и силою, то претерпите великое бедствие. И так заклинаю моего сына и его визирей, а равно и всех наследников Оттоманской Империи, да не вознесут против народа русского главы своей, если хотят, чтобы царство их пребывало на долгое время нерушимо». Таков смысл завещания Солимана, султана туредкого, которое и поныне хранится в казнохранилище султанском в Серале и которое султан Селим, сын его, соблюдал во всю жизнь свою нерушимо. После сего сын Салимов, Амурат, начал сомневаться о сем завещании, говоря, что дед его сделал оное в угодность жены своей, которая была из русских, дочь некоторого священника; и лишь только вступил на престол, то и вздумал идти войною на сей непобедимый народ. В то время Могамед-Паша, которому султан Солиман вручил для хранения оное завещание как первейшему визирю, был еще жив; он приказал сие письмо принести из казнохранилища и, прочитав оное султану, представлял ему в рассуждение всю важность его содержания; но султан отринул его совет, и ополчился на великую брань в «полуночной стране». Между тем Господь Бог устроил иначе и возбудил на него войною персидского шаха и некоторых князей от Аравии, против которых и должен был он обратить все свое войско. Напоследок, когда оный султан, будучи одержим частыми болезнями, не мог сам лично присутствовать в войске, то прилепился к астрологии и призвал к себе из Египта, Дамаска и других областей славнейших звездословов, от которых хотел научиться сей науке. Услыша о сем, некоторый аравийский астролог, по имени Муста Эддин, муж, имевший в науке своей необыкновенные познания, прибыл с персидскими купцами в Царьград и нанял себе дом в предместии оного Скутари, где и жил некоторое время. Когда же донесено было об этом султану Амурату, то он приказал его позвать к себе и спрашивал: более ли прочих мудрецов научен он астрологии? На сие отвечал он: — Великий государь! Что я знаю, то все объясню тебе; пусть и они также объяснят, что знают. Ты же, как государь премудрый, можешь сам различить, что бело и что черно. Потом спросил его султан: — Можешь ли ты, Муста Эддин, сказать мне будущее или нет? Он ответствовал: — Когда дал Бог врачу дар узнавать по лицу человека смертного, то кольми паче даровал он тем, которые от небесных знамений научаются, познавать будущее. Господь Бог да сохранит тебя, моего государя, и дарует тебе из всякого дня тысячу дней на долгое житие; мне же возможно по науке небесной сказать будущее, если б только имел особливый на высоком месте, со звездочетными орудиями, сад. Султан приказал выдать ему 10 тысяч золотых монет и приготовить все для него потребное. Тогда он (Муста Эддин), усмо-тря за Галатою удобное для себя место, принадлежавшее одному итальянцу, купил у него оное и послал несколько сот своих человек для обнесения его каменною стеною и насаждения отличнейших деревьев, благовонных трав и цветов. Посреди же сего сада велел построить великолепный колодезь и воздвигнуть каменный столп, вышиною на два древка долгих метательных копий, и на вершине оного сделать из дерева увеселительный терем, который бы обращался на все стороны. Пребывая в оном днем и ночью, созерцал он явления небесные сквозь медную трубу, имея при себе огромную сферу, составленную из кругов в 12 саженей, на которых изображены были различные арабские письменные знаки Зодиака. Сей столп был видим из царских чертогов и из всех градских зданий. В один день султан, севши, по обыкновению, со свитою своею на галеру, переплыл морем до Галаты и там, сев на лошадь, приехал к вышесказанному саду, в котором нашел астролога Муста Эддина, смотрящего на небо и пишущего некоторые черты. Султан спросил его: — Не видал ли ты какого-нибудь небесного знамения? Он ответствовал: — Нет никакого тебе зла, государь, я видел все доброе и благополучное. Тогда султан сказал ему: — Но что же ты видел? Открой мне, чтобы я мог знать учение твое. Астролог ответствовал: — Будь долголетен, государь! Ныне, и притом вскоре, великий и первейший твой визирь погибнет от невольника лютою смертью. Султан спросил его: — Где же это случится: в Константинополе, или в Египте, или в другом каком месте? Он ответствовал: — Тот погибнет лютою смертью, кто у бока твоего пребывает. Лишь только султан погрузился в размышление о сем предсказании, как вдруг докладывают ему, что Мустафа-Паша, первейший визирь его, убит. Сильный гнев изобразился на лице султана, и он приказал в ту же минуту сыскать убийцу и представить перед ним. Когда же оный был приведен, то султан спросил его: — По какой причине убил ты, окаянный, визиря? Виновный ответствовал: — За то, что он, убогую заслугу мою взяв, отдал другому; я никакими убеждениями не мог его преклонить к справедливости и, притворившись безумным, стерег его долго; когда же усмотрел удобное время, то ножом, сокрытым в свертке бумаг моих, заколол его и таким образ