В 1845 году сыну Волконских Михаилу исполнилось двенадцать лет, и ему было разрешено поступить в иркутскую гимназию. Мария Николаевна переехала с ним в Иркутск. Спустя несколько месяцев к ним присоединился и Сергей Григорьевич.
Из своего дома Мария Николаевна сделала центр общественной жизни города, и домашний театр Волконских стат первым театром Иркутска. Волконский первым в Сибири построил теплицы и парники, поэтому на стол ежедневно подавались свежие овощи, фрукты и даже дыни.
Александр Раевский, зная о любви сестры к музыке, прислал в Иркутск рояль.
Но жизнь не стала легкой: отношения с мужем не складывались.
Они были разными людьми, и семейного счастья, такого, когда радость одного тут же становится радостью другого, когда от одной улыбки загорается вторая, — не получалось. Они уважали друг друга — и только.
«…Отношения между супругами Волконскими не складывались, отчуждение становилось все более глубоким и явным для окружающих, — писала в своем исследовании доктор филологических наук Н. Забабурова. — В «Записках», рассказывая о жизни в иркутской ссылке, Мария Николаевна по существу не упоминает о муже…»
Даже в ссылке Мария Николаевна привлекала к себе мужское внимание. Большей частью это выражалось в преклонении и восхищении ее мужеством, но были и те, кого томили любовные грезы. Например, Михаил Лунин, за которого она писала письма его сестре и который очень помогал ей в обучении ее детей, совершенно не скрывал того, что испытывает к ней любовное чувство, хотя никогда не переступал границ приличия.
Ходили странные слухи, впрочем, бездоказательные, что отцом Михаила, родившегося в 1832 году был не Волконский, а декабрист Александр Викторович Поджио. Он вместе с семьей Волконских переехал в Иркутск и жил там до амнистии.
Поджио был красив настоящей мужской красотой — властный взгляд, нос благородных очертаний, чувственные губы. Современники говорили, что Михаил и Поджио были очень близки и привязаны друг к другу, и отношения между собой они держали самые родственные.
Так же по-родственному относился Поджио и к дочери Волконских Нелли, родившейся через три года после Миши, — она была его любимицей, которую он откровенно баловал. Странно, но на склоне лет, уже перед смертью, осознавая, что скоро умрет, он приехал именно в дом к Нелли, хотя у него была своя семья. Он умер у нее на руках, и Нелли похоронила его рядом с могилами родителей.
(С подобной версией можно ознакомиться в книге Н. Берберовой «Железная женщина».)
От высоких духовных порывов Мария Николаевна со временем все больше устремлялась к земному благополучию, и не столько для себя, сколько для детей, — для любимчика, сына Миши.
«Я совершенно потеряла живость характера, — писала Мария Николаевна сестре Елене в 1838 году, — вы бы меня в этом отношении не узнали. У меня нет более ртути в венах. Чаще всего я апатична; единственная вещь, которую я могла бы сказать в свою пользу, — это то, что во всяком испытании у меня терпение мула; в остальном — мне все равно, лишь бы только мои дети были здоровы. Ничто не может мне досаждать. Если бы на меня обрушился свет — мне было бы безразлично».
Н. А. Белоголовый вспоминал о своих детских иркутских встречах с Волконской: «Помню ее женщиной высокой, стройной, худощавой, с небольшой относительно головой и красивыми, постоянно щурившимися глазами. Держала она себя с большим достоинством, говорила медленно и, вообще, на нас, детей, производила впечатление гордой, сухой, как бы ледяной особы, так что мы всегда несколько стеснялись в ее присутствии».
В 1849 году Михаил с отличием окончил гимназию и получил место чиновника по особым поручениям при генерал-губернаторе Восточной Сибири Николае Муравьеве, будущем графе Амурском. Это позволило Михаилу покинуть Сибирь и сделать неплохую карьеру. По иронии судьбы, позже он женился на внучке Бенкендорфа — школьного друга своего отца и его тюремщика. А его сын Сергей Михайлович создал в своем имении Павловка Тамбовской губернии первый в России музей декабристов.
Судьба же Нелли сложилась не просто. Мария Николаевна настояла на ее браке с Дмитрием Молчановым, человеком, близким с генерал-губернатором, что могло поспособствовать карьере ее сына. Репутация у Молчанова была не слишком хорошая, но Волконская, казалось, ослепла. «Хлопоты ее устроить свадьбу Молчанова с дочерью можно объяснить тем, что она не считала его дурным человеком и надеялась, что он будет полезен сыну ее по службе», — писал сын декабриста Евгений Иванович Якушкин своей жене. Волконский был категорически против брака, но всеми правдами и неправдами его сумели убедить в том, что «так надо».